— Так… — Он помолчал и, чему-то усмехнувшись, сказал: — Ну что ж. Я не стану на вас обижаться, хотя и не буду отрицать, что вы стали для меня еще менее привлекательной. Но что бы вы делали на моем месте?
— Насчет привлекательности… Я не старая дева, которая хочет выйти замуж. А насчет того, что бы я делала… Не знаю. Трудно мне представить себя в вашей роли. Именно в вашей, лично. Человек с его характером часто искажает свою служебную роль. А вообще… — Она помолчала, остановившись перед входом в административный корпус. — У нас, медиков, кроме лечебной работы есть еще направление — профилактика. Что из них важнее, я сразу и не скажу. Так вот, это я и положила бы в основу работы. Но человеку надо созреть, чтобы найти такой выход.
— Ну, дорогая Надежда Игнатьевна, прокурор не патронажная сестра, а всего-навсего прокурор, — сказал Вохминцев, разводя руками.
— Не зайдете? — спросила она, поднимаясь на крыльцо.
— Пока незачем… Спасибо!
Ее кабинет, как и прежде, был прибран и проветрен, только стол, когда-то заставленный ящиками с картотекой, был сейчас непривычно просторен. Ящики стояли на шкафу, значит, каждодневной нужды в них не было.
Вошла Зоя, молча присела к столу.
— Десятиминутку сегодня провели?
Зоя удивленно подняла на нее глаза.
— Не бывает у нас десятиминуток…
— Через четверть часа жду всех здесь.
— Ясно. — Зоя встала, хотела что-то сказать, но вышла, промолчав. Надя порылась в ящиках, нашла книгу приказов, перечитала то, что было написано без нее. Анастасия Федоровна передала дела Семиградову. Рассчиталась Манефа. На ее место назначена Лиза Скочилова. Выговор тете Капе… Перевернув страницу, Надя написала: «18 декабря 1947 года. Возвратилась к исполнению обязанностей главного врача». Отложила ручку, задумалась. Почему она приняла такое, а не другое решение? Ни сейчас, ни после она не сможет толково это объяснить. Просто надо было сделать так и никак иначе. Она не думала, плохо это или хорошо и поймут ли ее друзья, коллеги по работе, начальство, поймет ли ее Жогин, суливший ей Москву, столичную клинику и свою опеку. Жогин не поймет, нет. Для него выше всего наука. И хотя наука не ради науки, а для людей же, для человека, но она странным образом обособилась. Это неожиданное открытие вдруг по-иному осветило Жогина и его поступки, и ей показалось, что сейчас она больше понимает его, чем день, час, минуту назад. Жогин будет служить науке. Государство вольно простить ему или не простить. Для того чтобы судить о его поведении, у государства есть законы. А какие законы есть у нее, бывшей жены? Сердце? Ему, конечно, приказать можно. Но из этого все равно ничего не получится.
Мысли споткнулись. Она взяла ручку, задумалась над новым приказом: «Об освобождении от работы врача Семиградова Антона Васильевича…» Закончить его она не успела — кабинет разом заполнился. Каждый уселся на свое, давно облюбованное место. Только Антон Васильевич встал у стола, сложив высоко на груди руки. «Ждет, когда я уступлю ему стул…» И сказала:
— Садитесь и вы, доктор, в ногах правды нет.
Антон Васильевич пожал плечами, отошел к окну, привалился плечом к косяку. Надя подождала, когда он сядет, но он не сел, и она начала:
— Грустно как-то… Не сидит вон на том стуле Маша Каменщикова. Уехала… И стул Манефы пуст. Утраты, которые трудно восполнить. К нашей радости, скоро возвращается Анастасия Федоровна. Беречь ее надо, очень и очень беречь. — Она помолчала. — Ну что ж, начнем десятиминутку. Заведующих отделениями прошу доложить.
Но все сидели молча. Наде вдруг стало страшно: им нечего сказать!
— Что ж, отложим на завтра, — уступила она. — Да я вас понимаю: главное событие дня — эксгумация. Не знаю, стоит ли о ней говорить? Тем более что результаты ее вам известны. Причина смерти Анисьи Фроловой подтверждена. Могло быть иначе, кто из нас не ошибается? Медицинская сторона дела вам тоже известна. Роды были патологические. Неправильное положение плода. Путем внешнего воздействия была возможность поправить течение родов, но обстоятельства складывались неблагоприятно: роженица поступила с большим опозданием. Врач-акушер невнимательно обследовал больную и не установил патологического течения родов. А когда было установлено, он не сумел ей помочь по известной всем причине — руки. Об этом было записано тогда в нашем акте. Мы к нему вернемся на очередном учебном семинаре.