— Тимку?
— Да. Он дрозда так прозвал… Петь Тимка начал, второй день сегодня пел. Не поверите, Надежда Игнатьевна, так грустно, ну хоть плачь… А Дмитрий Степанович еще не слышал.
Надя смотрела на Лизку, плюгавенькую, растрепанную женщину. И впервые жестокое чувство ревности сжало сердце, и оно стало проваливаться куда-то. Еще секунда — и она схватила бы Лизку за тоненькую шею. Но в эту секунду Лизка подошла к Наде, поправила сбившуюся кофту.
— Вы не подумайте что такое, Надежда Игнатьевна. Разве ж он мог вас забыть хоть на минуту, да что вы? И мы с Васей вместе ходили. Так что вы не грешите на меня…
— Ну, Лиза, наводишь на нехорошие мысли. Чувство к тебе тяжелое, извини. Ничего с собой не поделаю…
Лизка не отозвалась на ее слова. Аккуратно закрыв ящики комода, повесила тряпку на проволоку у печки и уже от дверей сказала:
— Болит сердце у меня, Надежда Игнатьевна. И Казак мой беспокоен. Дмитрий-то Степанович…
Наде неприятны были ее слова, неприятна сама Лизка, и, не сумев скрыть неприязни, она сказала:
— Ничего, я буду его ждать. Все хорошо, Лиза…
«Поблагодарить бы, — подумала она, когда за Лизой закрылась дверь, — но, право, язык не повернулся». Было стыдно, что она поступила так, надо бы вернуть Лизку, извиниться, но не вернула, не извинилась. «Боже мой, до чего дожила!» — подумала она, но слова осуждения скользнули и растаяли.
Надя ушла на малую половину. Тут было чуть прохладней. Пахло кожей и птицей. Сумерки скрадывали размеры, и комната казалась тесной, а вещи в ней — громоздкими. Включила настольную лампу под темным абажуром. В клетке затрепыхался Тима. Она подошла, долго смотрела на угольно-черную птицу с желтыми ободками вокруг глаз. «Митина радость», — подумала она, и что-то опять укололо ее сердце. Потом села за стол, который он сам смастерил. На столе лежал его дневник. Она никогда не раскрывала его, а тут рука сама потянулась и раскрыла. И первое, на что наткнулся ее взгляд, была вырезка из газеты, очерк Мирона.
«Матушка Надежда»… Так называют ее больные. Это ей крайне не нравится, но сделать она ничего не сделает: называют и все. Странно читать о себе. Как будто смотришься в отпотевшее зеркало: ты или не ты? Хорошо, что Мирон выбрал главное: инвалиды, диспансеризация, детское отделение, Маша Каменщикова. Об этом написано все так, как было: и недовольство Маши задержкой с отъездом к мужу, и злость на главного врача, и увлечение работой. Все верно. Понял и передал: дело это государственное. А вот «матушку Надежду» зря приплел… Она не любит, когда ее так зовут…
Она стала листать дневник. Все старица, старица… Наблюдения, наблюдения… Читала, стараясь уловить смысл его работы, угадать что его волнует. Но в дневнике шли страницы однообразных записей.
«Теплодворка — речка, полная жизни, — читала она, — Озеро у истока и мельничный пруд в устье регулируют ее режим. Пруд надо сохранить во что бы то ни стало, иначе речка зароется в землю, озеро высохнет.
В апреле наблюдал вылет глухарей и глухарок из бора. Оброненные на землю ивовые «барашки» — «цыплята», называли мы их в детстве, — говорят, что птицы питаются ими в период размножения. Связь леса и берегового вала требует специального изучения.
Высокая кормкость озера, омутов и заболоченных стариц привлекает уток. На участке исток реки — село Теплодворье наблюдал сорок два гнезда крякв, шилохвостей, свиязей. Илистое дно — настоящая кормушка. Исследовал содержание ила из Лягушатника (дальше шло перечисление моллюсков, личинок насекомых, корневищ растений и т. д.). Наблюдал Хромушку с ее «школьным выводком», как прозвали в селе инкубаторных птенцов. Они обжили Лягушатник, привыкли к людям. Люди их не трогают, кормят. Ночует выводок в густой траве возле школы. Посещали и сараюшку (исчезала пища). Вывод: помогать природе!
Сравнить данные по Теплодворке и Лесной Крапивке. Важно: обследовать малые реки, изучить их болезни. Нужна программа ухода и ремонта, что ли, малых рек (попробовать с Лесной Крапивки). На Теплодворке и старице объявить хотя бы временный заказник. (Очень важно!)
Все больше убеждаюсь в необходимости внушать истину: природа — это организм со множеством связей. При любом вмешательстве человека нельзя не учитывать последствий этого вмешательства. В природе бесконечно долго устанавливается тот или иной баланс. Одностороннее, не учитывающее его решение даже частного, местного вопроса может нарушить равновесие. Природа едина в своем существе. И потому непоправимы те действия, которые это игнорируют. Изменение внешних условий вызывает обратную реакцию. Как проста эта сложнейшая истина».