Надя задумалась: «Почему раньше и не думала заглянуть? А Дмитрий весь тут, со своим беспокойством. Научная направленность поиска ясна и обоснованна: человек должен знать природу, уметь ею пользоваться, помогать ей. Иначе он обескровит ее… Да, это так. Но время ли об этом думать сейчас? — И остановила себя: — Странно, и я стала думать, как Мигунов: «Не отрывайся от земли». Значит, мысль Дмитрия обогнала мою? Но где ж он сам? Что с ним?»
А вот и последняя запись:
«Закончил статью! Гора с плеч! Знаю, мало материала, но все же пошлю профессору Шерникову. Будь что будет…»
После нескольких беглых записей о делах в школе, жалоб на то, как мучает его директорство, бесконечные обследования, она прочитала по-детски восторженные слова, которые, она знала, он мог сказать лишь самому себе:
«Шерников ответил. Ну и молодец я! Значит, бросил камень в тихую воду. Теперь круги пойдут…»
Надя рассмеялась от этой, так не свойственной мужу, восторженности. Значит, что-то толковое получилось? Где же письмо Шерникова? Спрятал от посторонних глаз? Нет, вот оно. Совсем коротенькое…
«Уважаемый коллега, дорогой Дмитрий Степанович! — читала Надя, радуясь этим таким по-дружески милым словам. — Сегодня получил вашу статью и вечером прочитал.
Верно, она как камень, брошенный в тихую воду, всколыхнешь ее — и круги пойдут. Пойдут непременно! Меньше года времени, а наблюдения уже есть, интересные наблюдения. Для обобщений еще маловато, но для раздумий…
«Антропологический ландшафт и птицы» — локальная вроде тема, а вы нащупали нерв чувствительный, больной: судьба малых рек — судьба целых регионов. Жаль, что вы не согласились пойти в наш институт… Студенческие кружки, научные экспедиции… С вашей целеустремленностью и упорством что можно сделать! Повторяю свое предложение: мы готовы принять вас в свой коллектив. Изберем доцентом. Ручаюсь! Год-два — защититесь. Меня, к несчастью моему, назначили директором. Пока потяну кафедру, а потом…
А статья ваша… Придет время, восстановим выпуск Ученых записок, пригодится. Жду письма! Профессор Шерников».
«И его зовут в Новоград», — подумала Надя, почему-то пугаясь. Никогда она не поверила бы раньше, что так быстро заметят Дмитрия. Какой он сдержанный, даже робким казался ей. А вот уж и большая наука.
Она встала, подошла к клетке: птица спала, цепко держась за необструганную березовую веточку. Какие загадки хранит она в себе? Как учится петь? Чем поможет человеку в его вечном стремлении познать себя?
Надя долго не могла заснуть. Всего двое суток назад ее окружал огромный город с миллионами людей и судеб. Здесь за окном стояла первозданная тишина. Народившаяся луна на небе. Белый снег… И темные тени на нем. Сузился мир для нее или он остался тем же многолюдным, полным забот, созидания и крушений?
«А где же Дмитрий?»
Ее разбудил стук в окно. Мгновенно проснувшись, она услышала затихающий скрип санных полозьев. Оделась, схватила приготовленный с вечера саквояж. Вышла. Простоволосая Лизка стояла у крыльца, понурясь. Подняла мертвенно-бледное при луне лицо.
— Его привезли…
— Что?
— Привезли Дмитрия Степановича…
«Привезли? Почему не сам приехал?» — подумала она и увидела подводу у хирургического отделения, поняла все и побежала, размахивая саквояжем. Рядом, тяжко дыша и плача, бежала Лизка. У Нади не было сил даже взглянуть на нее. Чем ближе она подходила к саням, тем труднее было сделать хотя бы еще один шаг. Когда она подошла, сани были пусты. С крыльца бойко сбежал юркий человечек в тулупе, бросился к Наде.
— Матушка доктор, там он, в дому. Усадили мы его, ждет вас. — Павел Артемьевич Колотов сбросил в сани тулуп и оказался маленьким щуплым старичком.
— Да что с ним? — Надя шагнула к крыльцу. — Ну что вы все темните?
— Да что темнить-то, матушка, дело ясное, — скороговоркой ответил Павел Артемьевич. — Малость помял его мишка, покорябал. Удача привела меня на старицу. Ну там, стало быть, Дмитрий Степанович.
— Ну что же, что? — Надя трудно ступила на крыльцо.
— Счастливый он. От медведя ведь не уходят… Собачка не ушла, а он ушел… Слава тебе… А ранки я порохом присыпал, по-охотничьи. Так что нагноения не будет. Немцем стрелянный да зверем дранный, а живой! Значит, побудет на этом свете. А зверя я вам привезу. Хорошая шкура у него, шерстистая… Бяда!
Надя уже не слышала, что говорил словоохотливый старичок.
Лизка, стоя спиной к дверям, разрезала ножницами рукав куртки. Обернулась, чуть посторонившись, и Надя увидела лицо Дмитрия. Землисто-серое, заросшее густой щетиной, с ввалившимися, лихорадочно горящими главами, оно в первый миг показалось ей чужим, далеким. Но вдруг слабая виновато-радостная улыбка тронула его губы и как бы высветлила Дмитрия, всего сразу.