Упала на пол разрезанная куртка, и Надя увидела его спину в страшных бороздах царапин, отекшее, багровое плечо, видно, выбитое из сустава.
— Митя, как же это? Милый мой Митя…
Горькая улыбка шевельнула его запекшиеся губы:
— Опять подвел тебя. А что поделать? Не сердись. Но я уложил его. Трудно поверить, да и жалко…
— Митя, как ты так можешь? — Надя содрогнулась всем телом, — леденеет сердце от одной мысли, чем могло все это кончиться…
— Ты насовсем? — спросил он, медленно облизав распухшие, в струпьях, губы, и глаза его непривычно насторожились.
— Насовсем. Я приступила к делам.
— Хорошо… А я волновался… Андрей рассказал о Жогине. Ты мне почему-то не написала. Тяжело было пережить?
— Мучительно, Митя.
Он взял ее руку и молча пожал. Это как бы вернуло Наде прежнюю решительность, и, оглянувшись на плачущую Лизу, она строго приказала:
— Чего ждешь? Быстро противостолбнячную сыворотку! Вызови Таню Заикину. Срочно рентгенообзор грудной клетки, позвоночника, левой руки.
Наде странно и больно было видеть, как Лиза, не переставая всхлипывать, подошла к Дмитрию и скомканной марлей вытерла ему потный лоб.
Он лежал на топчане на боку, лицом к жене, сидящей возле него на табурете. Светлая щетина бороды, ввалившиеся, с лихорадочным блеском глаза, потерявшие юношескую припухлость, сильно изменили его. Это был он и не он. Доверчивость и мягкость его черт будто кто подменил суровой решительностью… И что-то дрогнуло в ее душе, заныло. В самые страшные испытания жизни никогда этого не случалось с ней: она испугалась. «Он один на свете, Дмитрий… Другого не будет…»
— Митя, я люблю тебя, люблю, — вырвалось у нее. Это неожиданное для нее самой признание опять подтолкнуло ее к действию, и она строго приказала: — Лиза, пенициллин! Быстрее, ну что ты, право… Позови Манефу. Ах да, Манефы нет. Как же нет?.. — И попросила резко: — Дай шприц! — Она ввела ему пенициллин, отнесла и бросила шприц в кипящую ванночку, вернулась, села на табурет.
— У тебя такая мягкая борода, — заговорила она уже спокойным голосом, гладя его щеку. — Ты такой красивый. Настоящий лесной капитан, Митя!
Она говорила эти слова, а руки ее с необыкновенным вниманием и чуткостью ощупывали его шею, ключицу, позвоночник. Как всегда, уверенно, профессионально-привычно, и только слез, которые текли по ее лицу, тут никто и никогда еще не видел.
Москва — Абрамцево
1971—1975