— Милости прошу! Гость к ужину — беседа на всю ночь.
И Надя пришла в себя, указала место за столом, не рядом с собой, а напротив, пригласила:
— Сюда, майор!
Тот вдруг засуетился: куда делась его важность? Андрей удивился этому преображению и вдруг понял, что он боится Нади и суетится, чтобы скрыть это. Сняв фуражку, майор взглядом поискал, куда бы повесить, но не найдя, стоял растерянный, перекладывая из руки в руку, пока Андрей не взял ее и не вынес в коридор, на вешалку.
Майор заспешил вслед за хозяином. В коридоре он взял с тумбочки сверток, подал Андрею:
— Бутылочка и рыбка кой-какая.
«И чего он боится? — подумал опять Андрей. — Интересно, какие у них отношения?» Помолчал и сказал:
— Что ж, и бутылочку можно, и рыбку, если Надю это не обидит. Знаете ее строгость?
— Да как не знать. — Майор достал пачку «Казбека», предложил Андрею. Тот крутнул головой — дескать, потом — и открыл дверь в комнату: Нади за столом не было. Андрей развел руками. Они вдвоем сели за стол. Хозяин был смущен: не ожидал от сестры такой выходки, а майор вдруг стал решительный и, склонившись к его уху, заговорил приглушенно, со свистом:
— Помогите мне, который раз вас прошу, Андрей Игнатьевич. Сердце свое ей предложил, еще когда познакомились в госпитале. Сам-то я из Белгорода, а остался в вашем городе, можно сказать, только из-за нее. А она все откладывает, откладывает наше сближение: вот закроемся, вот в запас уйду. Ведь знаете женщин. А сейчас ничто не мешает ни ей, ни мне. Работу ей обеспечил: в Центральной поликлинике держат место. Цепков сегодня еще раз подтвердил. Знаете Цепкова? Голова! Угол у меня есть, на первое время сойдет. Отчисление в запас ей тоже обеспечил — хватит, поносила мундир. У женщин от погон плечи опускаются. — Он засмеялся раскатисто. — Признаюсь, просили ее в госпиталь для инвалидов назначить главным хирургом. Ну зачем ей туда? Старые раны… Опять наш брат военный, бездомный… А она видная… Мало ли что может быть…
Вдруг он замолчал — в дверях соседней комнаты стояла Надя. Она была в военной форме, только без погон. Широкий ремень с бронзовой звездой перехватывал ее узкую талию. Майор приподнялся со стула, ожидая, что она скажет. Все зависело от того, слышала она его слова или нет.
Надя взялась за ремень — руки скользнули к бедрам, прогнали складки на гимнастерке с живота назад — и шагнула к столу.
— Знаете, мужчины, картошка остывает, а я зверски хочу есть, — сказала она и села за стол. Майор тотчас вскочил, успев подумать: «Пронесло!» Хотел перейти на ее сторону, но она упредила: — Там вам будет лучше — брат любит поговорить…
«Слышала… — догадался майор, но не растерялся, а как бы взбодрился: — Ну и к лучшему. Пусть знает, как я сил не жалею…»
Из высокого старого дубового буфета с выточенными голубями темного дерева на дверках брат достал три рюмки, вернулся, взял еще одну для Фроси, разлил густого цвета коньяк — видать, выдержанный, — попросил сестру сказать слово. Надя не отказалась, подняла рюмку, помолчала. Лицо ее было печальным, две продольные складки над переносицей сбежались, брови распрямились, усиливая резкость черт. Мужчины смотрели на нее: брат выжидательно — что скажет? — майор с напряженной готовностью поддержать, что бы она ни сказала.
— Что же, еще и еще раз за Победу! Наступил второй год мира. Удивительно, как долго шел каждый военный месяц и как быстро пролетел мирный год.
Андрей тряхнул головой, выпил, за ним последовал и Анисимов. Надя отпила, поставила рюмку.
— А я ждал, что выпьешь, вспомнив госпиталь, — проговорил Андрей и, обращаясь к гостю, продолжал: — Жалеет, ужасно жалеет.
— Ее понять можно, — заметил гость.
— Что я — не понимаю? — взъерошился Андрей. Он делался шумным, когда выпивал хотя бы чуть-чуть. — Еще как понимаю. Но не грущу, а радуюсь тому, что везу теперь не пушки на фронт и не пленных обратно, а лес. Значит, где-то люди строятся, из земляных нор на свет вылазят. Сосенки да елочки им как раз в пору.
— Нет, Андрей, не понял ты меня, — возразила сестра. — Я не жалею того, что ушло. Я не хочу утратить то, что нам еще послужит: душевный опыт. Впрочем, об этом сейчас не будем. Налей-ка майору и себе. Про картошку вы почему-то забыли. — Надя вдруг оживилась, словно приняла важное для себя решение и ей все стало ясно.
— И рыбки, рыбки, — подсказал гость. Но Андрей вроде не слышал про рыбку, молча разлил коньяк. Гость сам развернул промасленную бумагу, выложил на тарелку аккуратно нарезанную севрюжку.