Алекс открыл рот, чтобы ответить обычное: «Добрый вечер, мадам».
Но не вымолвил ни звука. Только смотрел, смотрел не отрываясь в ее аквамариновые глаза…
«Надежда…» Звуки этого незнакомого имени перекатывались в голове Алекса, как мелкие камушки во время прибоя.
«На-деж-да…»
– Это… как мечта? – переспросил он однажды.
– Почти, – улыбнулась она. – И пожалуйста, не называйте меня «мадам»: я чувствую себя ужасно старой.
– Старой?! Нет! Вам ведь около двадцати двух, верно?
– Немного больше. – И она вновь улыбнулась загадочно и необъяснимо печально.
На пляже Надежда не принимала участия в дамской болтовне. Она, сидя под зонтом в шезлонге, читала книгу либо просто глядела на море не отрываясь, будто в ожидании паруса, иногда хмуря красивые, темной ниточкой, брови. Она чаще выглядела серьезной, даже чуточку печальной, чем веселой и оживленной. Казалось, ни теплое море, ни ласковое солнце не сумели развеять ее забот. По вечерам она приходила в бар, заказывала красное французское вино из самых дорогих и оставляла в бокале больше половины. Курортные ловеласы, пытавшиеся составить ей компанию, вскоре удалялись несолоно хлебавши: всех ожидал вежливый, но непреклонный отказ.
Кем она была? Усталой бизнес-леди? Поднадоевшей подружкой нового русского? Фотомоделью на отдыхе? Или кем-то еще? Впрочем, все это не имело большого значения. Потому что для Алекса она оставалась манящей, загадочной и недосягаемой, как яркая, но бесконечно далекая одинокая звезда…
Появление новой туристки не осталось незамеченным в отеле. Горничные без устали судачили о нарядах: «Видела лейблы? «Родной» Сен-Лоран…» Мужская же часть персонала дружно и детально обсудила фигуру и внешность, единодушно постановив: «Девочка – высший сорт».
– Ничего особенного, – выпятив пухлую нижнюю губку, авторитетно заявила личный секретарь босса, весьма хорошенькая голубоглазая крашеная блондинка Фериде. – Кожа да кости.
– Хоть убейте, не пойму, как эта пташка сюда залетела, – вслух размышлял Али. – При всем моем врожденном патриотизме, Турция, тем паче «Гарден» – явно не ее уровень, ясно, как стакан минералки. Или ей надоели богатые снобы? И что все вокруг нее перебесились? А по мне, ничего в ней нет особенного. Слишком тощая, костлявая, прижмешься – уколешься. Наша малышка Фериде даст ей сто очков вперед. «Утонченная, изысканная…» – передразнил он кого-то. – Возможно. Но в ней же нет огня. Совсем нет огня! Безжизненна, словно манекен в дорогущем бутике! А по ночам небось деньги считает. Хоть бы пофлиртовала с кем для порядка! Курорт все-таки. И чего приехала?
Али говорил что-то еще, по ходу протирая посуду. Алекс молчал. Он вообще в последнее время предпочитал отмалчиваться. Вот и теперь он почему-то подумал, что при ярком солнечном свете цвет ее глаз сравним с сиянием воды в прибрежной лагуне… И сам удивился: с чего бы такой слог? Он ведь не писатель, не поэт – обыкновенный парень.
С того-то душного вечера жизнь Алекса изменилась. На первый взгляд все осталось прежним: Алекс был мил и любезен с отдыхающими, слегка высокомерен с коллегами, весел с друзьями, почтителен с управляющим. Но внутри его поселился еще один человек, чьи глаза постоянно искали Ее – женщину с именем-мечтой. Он видел ее, идущую с пляжа, закутанную в шелковое, цвета ясного моря парео, липнущее к влажному телу, обнимающему небольшую упругую грудь, узкие бедра, сильные стройные ноги… Он безошибочно различал ее голос, шаги, запах духов средь сотни других. Несмотря на приветливую улыбку и дружелюбие аквамаринового взгляда, Алекса охватывала необъяснимая робость, когда она входила в ресторан. По вечерам он зажигал свечу на ее столике, и между ними начиналась странная игра.
– Возьмите. – Она протягивала долларовые купюры. – Сдачи не надо.
Практичный Алекс моментально просчитывал приличный размер причитавшихся чаевых. Но стоило ему открыть рот для слов благодарности, как спрятавшийся внутри двойник произносил:
– Не надо…
В первый вечер Алекс заметил, как брови ее удивленно приподнялись. Пожав плечами, видимо решив, что денег недостаточно, она вытащила еще:
– Возьмите. Это вам.
– Нет, спасибо…
И улыбался как полный кретин.
Вскоре эти странности стали замечать и остальные.
– Ты что, совсем спятил из-за этой новой русской мадам? – недовольно сказал Али.
– Тебе-то что?! – неожиданно вскипел Алекс. – Не лезь не в свое дело!
– Я – твой друг, – обиженно возразил Али, – и обязан тебе сказать то, о чем молчат другие. Увлечение – это прекрасно, но работа страдать не должна. Не берешь чаевых – это уже клиника! Дамочка богата, без очков видно. Они здесь для того, чтобы тратить, мы – чтобы им помочь в этом. Или ты ждешь, когда сию прописную истину тебе напомнит босс?
Алекс молча вертел в руках до блеска отполированный бокал.
– Оставь, – недовольно сказал Али и, отняв, снова принялся тереть стекло так, что оно завизжало, словно наказанный щенок. – Неужели ты сам не видишь, что здесь ничего не обломится? Она и не таких отшила…
– Что ты хочешь сказать? – вскинулся Алекс. – Каких «не таких»?
– Не заводись! Я лишь напоминаю, если ты успел позабыть, что мы с тобой не миллионеры и даже не менеджеры. А с такой мадам, как эта, мордашки мало.
– Ты прав… – тихо, будто про себя, понуро протянул Алекс.
– Да на кой она тебе сдалась! – продолжал Али. – Оглянись вокруг! Сколько девчонок ходит – закачаешься! Вон, гляди, какая попка прошагала… – Бармен, как заправский гимнаст, изогнулся вслед фигуристой рыжеволосой девушке в наряде, не оставлявшем ни малейшего сомнения в наличии у его обладательницы всех необходимых достоинств.
– Подумаешь, – скривился Алекс. – Обычная пляжная дешевочка в бикини.
– А тебе что, жениться?! – Али швырнул полотенце на стойку. – На черта такая фифа? Посмотри, она за ужином вино заказывает – двадцать баксов бокал. Ты поведешь ее в «Кокос»? Такой подавай дорогой ресторан, такси к подъезду, ковер под каблучки… Хочешь спустить за неделю все, что заработал с начала сезона? А за институт чем платить будешь? Натурой? Болван!
– Ладно, отвали. Ты невыносим, когда начинаешь корчить из себя философа и знатока жизни.
– Если бы ты не был моим другом, я бы молчал. Но мне не наплевать…
– Не помешаю? Кажется, вы прямо-таки завалены работой… – бесцеремонно вклинился в разговор некто третий.
– Ба! – изобразив безумный восторг, ернически воскликнул Алекс. – А я-то с самого утра голову ломаю: увижу ли «номер два»? Или день пройдет впустую? Доброе утречко, дорогой Мустафа.
– Мы еще поглядим, кто из нас под каким номером, – буркнул подошедший.
Именно он, Мустафа Офенди, и был конкурентом Алекса в возможном повышении. Он обладал средней внешностью, на которой застыла вечная гримаса недовольства, и препротивным характером. Мустафе было двадцать пять, в «Гардене» он работал со дня основания, резонно полагая, что давно заслуживает большего, чем разносчик еды. Алекс пришел двумя годами позднее. С изумлением, сменившимся ненавистью, Мустафа наблюдал за взлетом вчерашнего мальчишки, с восточным долготерпением выжидая малейшего промаха конкурента, чтобы незамедлительно обернуть его в свою пользу. Как всегда, Мустафа был не в духе, но при виде Алекса кислое лицо его оживилось, и это означало, что сейчас он скажет какую-нибудь гадость.
– Что, Селами, малолетки тебя уже не устраивают? Решил попрактиковаться с опытной женщиной?
Кровь бросилась Алексу в лицо, но он постарался сохранить спокойствие.
– О чем это ты, Мустафа? Сперма в голову ударила? Хочешь, поделюсь с тобой одной из девочек?
Мустафа взял со стойки зубочистку и поковырял во рту.
– Ага, может, новенькой – русской блондиночкой с толстым кошельком и видом недотроги? Признайся честно, Селами, что тебе в ней больше нравится: ножки, попка или бабки?