Заходил Талькин, но перепуганная Екатерина сказалась больной и к посетителю не вышла. Михаил почему-то был этим очень доволен…
Ульяну Катя собиралась увольнять. Не смогла забыть ни то, как ее бросили утром одну, ни ночного разговора женщины со своим ухажером. Служанка, чувствуя, что список ее дел все сокращается и сокращается, ходила злая и взволнованная, закономерно ожидая неприятного конца этой истории. Одевала Катю теперь Дуня, а за подносами с едой часто ходил сам Михаил, которому нравилось болтать с добродушной кухаркой. За эти несколько дней Екатерина совершенно забыла о высказанной ей ночью угрозе и почти поверила, что она может жить нормально.
Время шло, некоторые проблемы решались, другие требовали найти решение.
— Говорю тебе: припадочная она! Потому меня и рассчитали, чтоб я лишнего не сболтнула!
— Творожка дать? — Арина застучала ложкой. Ульяна продолжила причитать:
— Я ночами караулила, что б чего не случилось, не спала сутками, а меня на улицу! На мороз!
— Яблочка возьми, я со своего сада несла.
— Я ей жизнь спасла! Она как закричит, забьется, я перепугалась, жуть! Думаю, Дунька ж знает, что я в хозяйкиной комнате которые сутки ночую, расскажет же. Графиня помрет, а меня в кандалы или того хуже — за злой умысел. Ливанула со страху на нее воду, она и очнулась. А коли не я, чтоб с ней было? Задохнулась бы! Померла б! Так-то!
— Я тебе еще кусочек пирога положу, ехать-то далече.
— А теперь эта припадочная мне расчет выставила! С кем она спать-то будет, с Дуней? Или миловаться уйдет к пришлому? Стыд-то какой! Тело мужа остыть не успело…
На этой душещипательной ноте Михаил не вытерпел и зашел на кухню. Арина поздоровалась, попутно укладывая в новую корзинку (видно куплена по случаю переезда) кульки и свертки с едой. Ульяна, сидящая за столом и промакивающая платочком сухие глаза демонстративно промолчала. Мужчина сел, ожидая, пока кухарка соберет на поднос еду.
— Случилось что? — спросил он.
— Да вот, Ульяна к дочке уезжает, — доброжелательно отозвалась Арина, деликатно избежав слова «уволена».
— Дети это святое, — заметил юрист. Служанка фыркнула.
— У вас небось своих нету.
— Нет. Но собираюсь завести.
Кухарка от радости даже в ладоши хлопнула.
— Вот и правильно! Не должно мужское семя пропадать зазря! Каждому роду наследник нужен!
Ульяна недовольно спросила:
— И что, нашли от кого?
— Да так. Ищу. Дело-то непростое.
— Конечно не простое, наша-то хозяйка вон за три года не понесла ни разу! Верно, болезнь сказалась.
— Болезнь?
Злая на Мережскую Ульяна радостно выпалила:
— Да какая! Страшная! Ночью — припадки, днем не в себе! Может, она уж и с головой не дружит. Я неделю назад нож нашла у нее под подушкой. Видно, совсем ее переклинило…
Арина сунула корзинку служанке в руки.
— Вот, Ульян, тебе на дорожку. Иди. Иди, не стой, у меня работы непочатый край, да и тебе пора.
— Мне?
— Тебе. Со всеми попрощалась, так что иди.
Кухарка утащила опешившую женщину к служебному выходу. Михаил взял поднос и направился в кабинет. Чужой разговор предоставил ему пищу для размышлений. Тяжелых размышлений. Потому что вспомнилось поведение инкнессы в последнее время и закралась в голову мысль: а что, если и вправду Екатерина больна? Одиночество, непонимание, отсутствие поддержки — чем не причина замкнуться в себе и на этой почве немного…подкорректировать мир. Звякнули чашки. Резко остановившийся от кощунственной мысли мужчина мотнул головой, отгоняя страшные предположения, лезущие в голову, и продолжил движение.
Но осадок в душе остался.
Вдова читала очередную историческую повесть в попытке найти упоминания о Темной стороне. При появлении Михаила она улыбнулась и отложила книгу в сторону.
— Пахнет восхитительно.
— У вашей Арины каждый день не обед, а шедевр.
— Верно.
Катя села за стол.
— Опять ищите намеки на существование другого мира?
— Не другого, а…оборотного, что ли…как у монеты.
Михаил невозмутимо подвинул к себе тарелку.
— И как успехи?
— Увы, никак.
— И чем вызван ваш интерес?
Мережская вздрогнула, что не укрылось от ее собеседника.
— Считайте, что это научное изыскание.
— Екатерина… Я чего-то не знаю?
Катя расценила его вопрос как риторический и молча уткнулась в тарелку.