— А вы кто?
Климский насмешливо приподнял бровь.
— Юридический представитель инкнессы.
Мужчина в ответ нехотя представился:
— Душевный доктор Змееустовой больницы.
На лице Михаила не дрогнула ни один мускул. Только пальцы сжали косяк двери так, что он перестал их чувствовать.
— К сожалению, мне совершенно неясно, по какому поводу вы приехали.
— Может, мы поговорим в гостиной? — доктор попытался протиснуться внутрь, но юрист преградил ему дорогу.
— Не вижу причин приглашать вас в дом. Вы явно ошиблись адресом.
Потерявший терпение гость перешел на более резкий тон:
— Не думаю. Господин Ляпецкой дал нам четкие указания.
— Инкнессы теперь подрабатывают душевными лекарями? Не знал, что милейший Аристарх стал раздавать направо и налево медицинские заключения. Неужели у него и образование соответствующее имеется?
— Вас это не касается. Выступать от лица больного может только ближайший родственник. В данном случае это отец. Ведь, насколько мне известно, инкнесса — вдова.
— Вдова. Но есть одно «но». Юридический представитель гражданского лица тоже имеет определенные права, если это зафиксировано соответствующим договором. Увы, вы забыли некоторые юридические тонкости, любезный. Как ознакомитесь с ними, возвращайтесь, я буду вас очень ждать.
Доктор покраснел от недовольства.
— То есть в дом вы нас не пустите и инкнессу не позовете?
— Графиня отбыла в гости. Но даже если бы она и находилась дома, то да, я бы вас к ней на чай не пригласил. И был бы в своем праве. Лучше изучайте законы, господа. Темной стороны.
Климский закрыл дверь и прислушался. На улице выругались, топнули и, наконец, удалились. Мужчина перевел дух и обернулся к центру прихожей.
Катя стояла в дверном проеме, бледная, как мел. Глаза ее были широко распахнуты, а губы подрагивали.
Михаил пересек комнату быстрым шагом и обнял девушку.
— Все будет хорошо, не бойся.
Она вцепилась в его плечи.
— Отчего же? Даже вы не верите в мои россказни.
Климский вздохнул и вернулся к выканью.
— Я вам доверяю гораздо больше, чем вы сами себе верите. Катя, чтобы с вами не происходило, мы это преодолеем.
Мережская промолчала. Его «мы» грело ей душу.
Часы неумолимо тикали.
Тень инкнесса Ляпецкого нависла над ними бризидовой шпагой, не знающей пощады.
— Отец не бросит свою затею. Он никогда не отступает.
— У нас есть немного времени. Что-нибудь придумаем.
— Угу.
Екатерина устало уткнулась ему в плечо. Руки ее, которые она не знала куда деть, невесомо легли мужчине на талию. Михаил одной ладонью прижал девушку к себе, а другой погладил ее по спине.
— Все будет хорошо, вот увидите. Вам достанется этот дом…
— Не хочу! — прошептала зло Катя. — Не нужен он мне! Я вообще от наследства отказаться хочу. Мне бы купить маленький домишко где-нибудь очень далеко…да хоть в вашем городке.
— И что вы там будете делать?
— Шить? Я в пансионате вышивала лучше всех. А еще я вязать умею. Это, конечно, совсем не благородно, но я это как-нибудь переживу.
Климский мягко улыбнулся ее воздушным мечтам.
— Хорошо, а дом вы на что купите?
— У меня есть деньги. Только мне не хватает немножко… А продать больше нечего.
— Столовое серебро.
— Оно Мережских. И достанется наследнику. А свои драгоценности я все уже сдала.
Его рука стала перебирать ее локоны.
— Не волнуйтесь. Если вам не хватает немного — не беда, можно же и поторговаться. Я очень неплохо сбиваю цену.
— Неужели?
— Честно. Между прочим, мать с детства брала меня на рынок. Так что я торгуюсь как заправская кухарка.
Михаил переместил пальцы на ее шею. Екатерина чувствовала, как от его ладоней по телу расходится тепло. Инстинктивно она сильнее вжалась в мужчину.
Было хорошо. Спокойно, уютно…жарко. Жалко, что это все неправильно…
Климский не выдержал: чуть отстранился, склонился к ее лицу. Коснулся поцелуем виска, щеки, губ…
И Катя неумело ответила.
Михаил целовался нежно, но как-то яростно — со всем пылом страстного человека. Девушка — неуверенно, робко, смущенно. Они простояли какое-то время в дверном проеме, пока Климский не сместил инкнессу вправо, прижимая к стене. Дверь, удерживаемая раньше их телами, оглушительно хлопнула, разбивая на осколки очарование минуты.
Мережская опомнилась, отстранилась и в ужасе закрыла лицо руками.
— Катя, ну что ты? Что опять не так? Разве тебе было неприятно?
— Приятно, — шепотом, как в страшном грехе, призналась вдова.