Екатерина крепче его обняла.
— Да. Слава Отцу, вы вернулись.
— Да. И кое-что принес.
Катя отступила назад.
— Ваше дело увенчалось успехом?
— Наше дело, — ответил Климский с улыбкой. — Надеюсь, что наше.
Он снял плащ, посадил Катю на стул и сам сел рядом.
— Прежде чем я перейду к одному важному вопросу, от которого зависит очень многое, я бы хотел поговорить с вами о…об…
Он опустил глаза, замялся, подбирая правильные слова. Катерина взяла его за руку, пытаясь приободрить.
— Не волнуйтесь так. Что случилось?
Больше всего она боялась, что он скажет, что сейчас уезжает. Михаил суетился: встал так решительно, что Катя замерла в испуге, потом тут же сел, смахнул с колена невидимую пылинку и наконец развернулся к собеседнице и виновато посмотрел ей в глаза.
— Я должен вам рассказать о себе неприглядную вещь.
Катерина улыбнулась.
— Я знаю, что вы вели дело против отца. И заставили его заплатить семье, участок которой он присоединил к своим землям «по случайности». Закон был на вашей стороне, вы действовали честными путями, какие же у меня могут быть претензии? В этом деле стоит стыдится моему отцу, а не вам.
— По закону… — протянул Климский. — А что, если я не всегда действовал по закону?
Пауза. Катя ничего не ответила — слушала внимательно и спокойно. Рук не заламывала, в обморок в ужасе не падала. Пока. И все-таки ее реакция приободрила Михаила.
— Кайенское дело. Это…было около трех лет назад. Так получилось, что семья истца не имела ни денег, ни доказательств, показывающих незаконность присоединения богатым соседом их земель. И как наша контора не старалась, не могли найти ни одной бумажки, свидетельствующей об их правде. Местный архив незадолго до этого сгорел, чем и воспользовался князь Лидонов, тут же занявший несколько обедневших поместий, прилегающих к принадлежащей ему территории. Две семьи просто оказались на улице, не имея средств к существованию. Сын одной от отчаяния подался в разбойники, вторая пришла за помощью к нам. А мы ничего не могли для них сделать. Совсем. И тогда… Мы решили: раз доказательств нет, их можно создать.
Юрист замолчал, вглядываясь в ее лицо. Все время, пока говорил, он не отводил от Кати глаз. Климский страшился увидеть гримасу ужаса или отторжения, но Мережская слушала его с нейтрально внимательным выражением.
— Лидонов, он… О таких людях хорошего сказать нечего. Это не оправдывает ни в коей мере случившееся, но…
— Это было ваше дело? — проявила удивительную проницательность вдова. Михаил признался:
— Нет. Моего коллеги. Но я знал о его выходке и ничего не сделал. А должен был доложить. Что ж, буду откровенным: я даже помог ему. Значит, я соучастник преступления. Я покрывал и тем самым поощрял его действия. Я подавал ему идеи. Саму суть своей профессии я предал. Понимаете?
— Нет.
Слово каменной плитой легло ему на сердце. Катерина продолжила:
— Я плохо разбираюсь в законах, в людях, возможно, еще хуже, но я совершенно точно уверена, что вы не можете сделать ничего плохого. И действуете всегда из благих побуждений.
— Благие намеренья ведут на Темную сторону, — возразил ей Михаил старой поговоркой. Катя помрачнела.
— Или в Закрытый дом.
Она с тоской посмотрела в окно, словно ждала, что вот-вот в дверь постучат санитары.
— Катя, я должен вас спросить: готовы ли вы меня принять таким, каков я есть? Юрист, нарушивший закон, мужчина, который имел против вас предубеждение и не всегда вел себя должным образом.
Мережская покраснела.
— Я о вас высокого мнения, и после вашего рассказа оно ни на каплю не изменилось. Вы мне добрый друг, и я рада, что вы рядом. Возможно, это слишком обременительно для вас…
— Ничуть! — Климский взял ее ладони в свои и крепко сжал. — Я обременен даже меньше, чем мне хотелось бы.
Вдова смотрела на него с удивлением и затаенной надеждой, и Михаил решил перейти к сути разговора.
— Катерина, на счет вчерашних гостей… Все на самом деле не так просто. Дело в том, что я блефовал.
— Что?
— Нет никакого закона, по которому бы я мог отстаивать ваши права, если вас объявят сумасшедшей. В таком случае участь ваша действительно будет решаться вашим отцом.
Инкнесса почувствовала, что падает в пучину безнадежности. У нее даже голова закружилась.
— Но…почему они ушли?
— Поверили. Но через день-два, проверив все акты, касающиеся их инстанции, они поймут, что их обманули, и вернутся.
— И вы ничего не сможете сделать?