Часть 9
В отделе гражданского следствия их пару не столько расспрашивали, сколько пугали. Пытались развести их по разным комнатам, но Катерина так вцепилась в любезно предоставленную ей руку Михаила, что увести ее куда-либо подальше от юриста можно было, только отпилив ему конечность. В свою очередь Климский был преисполнен решимости не оставлять полагающуюся на его помощь женщину в одиночестве и, как не юлили допрашиватели, он последовательно отвергал все их требования и предложения, умело ссылаясь при этом на действующие законы государства. Его осведомленность и упорство изрядно бесили Гастина, хоть тот и старался вида не подавать. В итоге все свое внимание капитан перенес на вдову, задавая ей одни и те же вопросы до бесконечности. Катя дрожала, непроизвольно сжимала руку Михаила и пыталась отвечать следователю максимально подробно. Тот хмурился, кривился, переспрашивал, пытаясь запутать вдову, в итоге злился и начинал повышать голос. Катя в такие моменты вздрагивала и прятала взгляд, словно действительно была в чем-то виновата, а Михаил встревал в разговор и, начиная очередной спор, переводил внимание допрашивающего на себя. Так повторялось до бесконечности.
Наконец Гастину надоело грозно сводить брови, и он милостиво отпустил их домой. Едва за инкнессой закрылась дверь, как из другой в кабинет следователя вошел Арефьев.
— Кто подложил, догадался?
Станислав недовольно стукнул по столу.
— Да что гадать. Пасынок. Ну, молокосос! Целый план разработал. Даже отравиться не побоялся! Лишь бы мачеху отправить на плаху.
Начальник сел на стул, где недавно ерзал сосредоточенный и злой провинциальный юрист. С безупречной репутацией, между прочим.
— Милый мой капитан, в жизни и не такое бывает. К тому же нам этот спектакль на руку: двоих точно можно вычеркнуть из списка подозреваемых.
Станислав устало потер переносицу.
— Инкнессу?
— Правильно. А почему? Потому что если бы убийцей была она, то знала бы, что мы назвали совершенно не тот яд, которым травили ее мужа и, следовательно, была бы уверена в том, что ничего ей из-за этого флакончика не будет. Вычеркиваем. Кого еще?
— Молокососа? — с некоторой неприязнью предположил капитан.
— Верно. Пасынка убираем тоже. Теперь ясно, что он понятия не имеет, каким ядом на самом деле был убит его отец.
— А кто знает? — недовольно буркнул следователь, пододвигая к себе грифель, металлическое перо и чернильницу. Арефьев азартно воскликнул:
— А вот это, мой друг, мы и должны выяснить.
Гастин с ненавистью осмотрел свой стол, заваленный бумагами. Ну и работка! Врагу не пожелаешь! Отчего это людям постоянно надо кого-нибудь убивать или грабить? Не сидится же им, подлецам, спокойно на месте!
Мужчина со вздохом взял из отдельной стопки чистый лист бумаги, дабы написать очередной отчет о проделанной работе.
* * *
Карета мерно покачивалась. Екатеринина голова лежала у Михаила на плече. Сейчас мужчина был рад, что здание гражданского следствия находилось на другом краю города. Измотанная, ничего не евшая целый день, девушка заснула прямо в экипаже, и можно было приобнять ее, страхуя от падения, и невесомо касаться пальцами растрепанных волос.
Верил ли он ей? Она считала, что нет. Увы, Михаил Климский не знал полутонов. И если вначале он относился к ней с предубеждением и искал ложь и притворство в каждом ее слове, в каждом жесте, то теперь…теперь он ей верил. На свою беду. И не только верил. Он готов был встать на ее защиту по первому требованию, заслонить ее собой от чужих нападок и издевательств. Он готов был сделать все, чтобы эта женщина никогда больше не хмурилась и не закусывала губу от боли, чтобы на лице ее сияла улыбка, а глаза были полны счастья, а не слез.
Тоже самое он когда-то предлагал ее сестре. Марии этого оказалось мало. А Кате?
Карета остановилась. Кучер принялся пререкаться с другим кучером, перегородившим им дорогу. От их громких криков Екатерина проснулась.
— Что там?
Михаил поспешно убрал руку от ее лица.
— Сейчас посмотрю.
Он вышел из экипажа.
У подъезда к дому Мережских стояла еще одна карета — не самоходная, а по старинке запряженная четверкой лошадей. Из ее окна Аристарх Ляпецкой ругал своего кучера, тот в свою очередь пререкался с извозчиком, нанятым Климским. Увидев корень зла, то есть Михаила, инкнесс на секунду замолк, оглядывая его одежду, быстро сообразил, что перед ним нищий провинциал, и принялся поливать грязью уже не извозчика, а его нанимателя. Юрист счел, что вступать в подобное словесное противостояние ниже его достоинства, и повернул обратно к экипажу.
Когда Михаил открыл дверь кареты, Катя посмотрела на него испуганно.
— Ваш батюшка пожаловал, — сообщил он вдове.
— Один? — с большим волнением уточнила та.
— Да нет, судя по всему, со всем семейством.
Катерина облегченно выдохнула.
— Пусть кучер подъедет с улицы.
Их карета уступила место инкнесской, и, пока они выехали на параллельную улицу и подъехали к дому с другой стороны, семья Ляпецких уже устроилась в большой гостиной.
Екатерина долго стояла перед зеркалом в прихожей, поправляя волосы и одежду.
— Вы же не на смотр невест идете, — заметил Михаил, наблюдающий за ее манипуляциями с некоторым недоумением. Лиза всегда дома ходила, как ей нравилось. А при гостях наскоро повязывала на голову ленту. С ее пышными локонами это смотрелось великолепной прической.
— Хуже, — заверила его Катя. — Я иду к матушке.
Климский оценил ее энтузиазм.
— Я с вами?
— Нет! — Испуганно воскликнула вдова. — При матери отец мне ничего не сделает. Она достаточна умна, чтобы понимать, что, начав с детей, он в конце концов, и ей станет доказывать свою точку зрения подобными методами. Сейчас вы будете только…извините за выражение — раздражающим фактором. Пусть они побыстрее выскажут мне все претензии и уедут отсюда.
Цокнули, приближаясь, острые каблучки.
— Катя, сколько можно тебя ждать?
Мария Ивлеева предстала перед ними во всем блеске: изумительное платье по последней моде, гарнитур стоимостью наверно в половину Катиного дома, дорогие духи, и во всем этом сама женщина — красивая, гордая, осознающая и собственную значимость в обществе, и свою привлекательность. Мережская почувствовала, как окаменел Михаил. Княгиня бросила на него один-единственный взгляд и презрительно заметила:
— Это и есть тот хлыщ, из-за которого ты поссорилась с папенькой? Всегда знала, что у тебя отвратительный вкус. Пойдем, все заждались.
— Я буду через минуту, — прохрипела Катя, смотря на сестру с ужасом. Та нахмурилась.
— Катя! Тебя ждут родные, изволь явиться!
В мелодичном голосе Кате послышались отцовы нотки. Мережская не выдержала, вскрикнула:
— Да дай же мне минуту!
Сестра, немного удивленная столь эмоциональной реакцией, царственно кивнула и выплыла из комнаты.
Катино сердце сжалось от боли. Но это была не ее боль.
Михаил заторможено коснулся своего лица.
— Она не узнала, — сообщил он упавшим голосом. Нет, не то, чтобы он лелеял какие-то надежды или иллюзии насчет этой женщины, но…когда-то она клялась ему в вечной любви…целовала его вопреки нормам приличий…обещала…то, что не выполнила. Разве это не закономерно, что бывшая невеста его не признала? Это в ее характере, уж ему-то пора это уяснить.
Екатерине захотелось расплакаться. И стереть с лица Михаила растерянную кривую усмешку, болезненно исказившую его черты. Она подошла и обняла растерявшегося мужчину.
— Я так изменился?
— Не сильно. Я же вас узнала.
— Да, ты…вы узнали…
Он стоял недвижимым каменным изваянием, и Катя не представляла, что она может сделать, дабы заставить его ожить. Она коснулась его головы, словно перед ней был ребенок, а не мужчина. Михаил вздрогнул и поймал ее пальцы своими. Взгляд его стал более осмысленным. Катерине показалось, что еще немного — и он поднесет ее ладонь к своим губам и поцелует.