Эти стулья тоже были сделаны по его особому заказу, и их особенность заключалась в том, что полированные скользкие сиденья имели почти незаметный уклон вперед. Поэтому сидевший на стуле человек постоянно съезжал с сиденья и шевелился, пытаясь принять удобную позу. Это нарушало его психологическое равновесие, мешало сосредоточиться, что порой было Желваку весьма на руку, и он иногда позволял себе ехидную реплику:
- А что это ты ерзаешь, мил-человек, или совесть нечиста?
Червонец осторожно сел напротив Желвака, а его сотоварищи устроились по бокам. Желвак оглядел картину и с умилением в голосе сказал:
- Красавцы. Как есть, бля, красавцы! Червонец знал, что разговор предстоит не из приятных, поэтому промолчал, чтобы не раздражать Желвака еще больше. А Желвак оглядывал сидевшую перед ним троицу взглядом гурмана, который еще не решил, с какого конца отхватить кусочек повкуснее.
Дверь снова открылась, и вошедший официант поставил перед Желваком большой поднос, на котором в центре стояла покрывшаяся изморозью бутылка водки, а вокруг нее теснились вазочки и тарелочки с икоркой, копченым сальцем, маленькими бородавчатыми огурчиками и прочими сопутствующими водке продуктами. Также были там хрен, горчица, маринованные помидоры, маринованные же маслята и, конечно же, свежий черный хлеб, без которого вся закуска была бы только баловством.
Окинув взглядом эту радующую взор картину, Желвак отпустил официанта и сказал в пространство:
- Ну… Вас я к столу не приглашаю, потому что не заслужили.
Налив себе полную рюмку водки, он внимательно посмотрел на нее и, заглотив одним махом, подцепил на вилку маринованный огурчик. С хрустом разжевав его, Желвак налил еще одну рюмку, выпил, закусил на этот раз прозрачной розовой пластинкой копченого сала и с удовольствием закурил.
Откинувшись на спинку кресла, он снова посмотрел на сидевших перед ним братков, удовлетворенно вздохнул и сказал:
- Ну что, уроды… Значит, так. Давай-ка, Червонец, расскажи-ка мне всю историю с самого начала. И не крути, а то я тебя на трояки разменяю, а оставшимся рублем жопу подотру. Понял?
- Понял, Николай Иваныч, - с готовностью ответил Червонец, - а какую историю-то?
Желвак побагровел и, подавшись вперед, придушенным голосом сказал:
- Ты что, шутки со мной шутить будешь? Эту самую историю, про блядищу твою, про Бастинду, чтоб ее черти на том свете на чугунную каркалыгу вздели, и про то, как вы без моего ведома по квартирам метете.
- Понял, Николай Иваныч, понял. - Червонец съехал со стула и заерзал, пытаясь устроиться получше.
Желвак усмехнулся и, снова откинувшись на спинку кресла, приготовился слушать. Червонец кашлянул, оглянулся на приятелей и осторожно спросил:
- Что, прямо с самого начала?
- Ага, - кивнул Желвак, - с его самого.
- Ну, значит… - Червонец посмотрел на потолок и наморщил мускулистый лоб. - С Бастиндой мы познакомились, дай бог памяти…
- Мудак, бля! - взорвался Желвак. - На хрена мне знать, где и когда ты подцепил эту свою прошмандовку?
- Николай Иваныч, - робко возмутился Червонец, - о покойных, это… Или хорошо, или ничего…
- Я вот о тебе скоро буду говорить или хорошо, или ничего, - пообещал Желвак, и Червонец увял.
- Так откуда начинать? - растерянно спросил он.
- С ресторана, - смилостивился Желвак, - где ты этого музыканта грохнул.
- Ага, - с облегчением кивнул Червонец, - с ресторана.
Он снова оглянулся на корешей и начал свое повествование.
- Значит, зашли мы в ресторан этот музыкальный конкретно отдохнуть. Ну, взяли, бля, как обычно, чтобы всем хватило, а потом хотели нормальный музон заказать, чтобы всем по кайфу стало, а лабухи быковать стали…
- Не гони, - поморщился Желвак, - ты это можешь следаку грузить, а мне не надо. Лабухи - они хилые и мирные. Куда им против таких мордоворотов быковать, у вас ведь на лбу тяжкие телесные нарисованы! Говори как есть, я ведь все равно все знаю.
Желвак, конечно же, не знал всего, однако этот примитивный, но надежный ход сделал свое дело, и Червонец, вздохнув прерывисто, как чеховский Ванька Жуков, сказал:
- Ну что, я ему говорю: давай музон, а он, вижу, что боится, но форс держит, говорит: не будет, мол, музыки, время вышло. Я тогда волыну достал, пальнул разочек в потолок, так, для острастки, а Барсук в это время харч кинул, ну я и поскользнулся… Когда падал, случайно на курок нажал и, бля, надо же так, прямо лабуху этому в сердце. Специально хрен так попадешь.
- Это мне известно, - кивнул Желвак, - дальше давай.
- Дальше… А баба эта рыжая там сидела и все видела. Это я уже потом вспомнил. Сначала-то не пристегнул, а потом, как все сложилось, уже и понял. И на суд она пришла в парике, бля, как шпионка. И давай на меня косяки кидать злобные. Но Бастинда тоже не лыком… - с гордостью сказал Червонец и тут же снова вздохнул. - Она ее просекла, а мне, дура, не сказала. Прости Господи. А потом… Бля буду, Николай Иваныч, все так и было - сам не видел, но зуб отдам - Бастинда решила припугнуть рыжую эту, чтобы не вякала, но там, на стройке, все повернулось по-другому. Не то чтобы рыжая крутая какая-нибудь оказалась… Просто так вышло. Ну и Бастинда… Сами знаете.
- Это мне тоже известно, - сказал Желвак, - дальше.
- Ну… - Червонец пожал плечами, - мы с корешами решили поговорить с ней по-свойски, чтобы за Бастинду ответила…
- А вот отсюда помедленней, - остановил его Желвак, - не спеша, подробно.
Он налил себе водки и, выпив ее, закусил на этот раз чайной ложкой черной икры.
- Ну, это… Пошли мы к ней на хату.