Так вот, с недавних пор Острожские выставляют пятерых воинов. Каждый год в конце октября — начале ноября проводится смотр, где обязаны присутствовать внесенные в список опоясанные или их заместители. Проверяется наличие, оружие, при необходимости смотрят навыки. Смотр проводится на Косом поле, оно большое и до него удобно добираться, к тому же от него идет дорога в ближайший город Листовик. Многие, отметившись, едут на торг, не возвращаясь домой. В этот раз в число пятерых ввели меня. Формально — заменяя отца, фактически Пересвет желает похвастаться юным дарованием.
Для ближайших селений смотр также служил поводом встретиться, обменяться сплетнями и устроить небольшую ярмарку, поэтому, кроме списочных, будет присутствовать много других людей. Жены, детишки, просто любопытные. Мне, напомню, пятнадцать, пристальное внимание окружающих обеспечено. Проверять меня наверняка станут с особым тщанием, причем результат испытания быстро разнесут по всей округе. Опозориться нельзя.
Дрючили меня ежедневно, все свободные мужчины, утром и вечером. Им — развлечение, а я с тренировочных площадок уходил в насквозь пропотевшей одежде, подволакивая ноги. Поэтому нет ничего удивительного, что о том, что мать рожает, узнал едва ли не самым последним.
Весть принес мелкий Добролюб, посланный сестрой сразу, едва мать повели в специально подготовленное помещение. Малец прибежал с круглыми глазами и прошептал весть на ухо. Когда я вернулся в усадьбу, двери уже закрылись.
— Что там? — я рухнул на вкопанную у стены лавку.
— Схватки начались, ещё даже воды не отошли, — Чаяна замолчала и с сомнением посмотрела на меня. — Понимаешь, о чем говорю?
— Конечно.
— А Остромир глаза пучит и рожу кислую делает, когда при нём разговор заходит, — немедленно наябедничала она. — Боится.
Нормальная реакция мужчины, хотя бы раз слышавшего женские крики на протяжении десяти часов. Или даже не слышавшего, а всего лишь поговорившего на эту тему с более опытными людьми. Мне тоже страшновато, хотя и образование, и учеба у Веселы Желановны, и понимание есть, что здесь медицина лучше, чем в прошлой жизни. Женщины родами умирают крайне редко, только в исключительных случаях, при отсутствии помощи.
— Кто с ней?
— Тетки Пламена и Боряна, — ответила сестра. Помолчав, сообщила очевидное: — Отец не успел.
— В Березове задержался, с них мытари лишку содрать хотят. Ладно, — с некоторым усилием я встал. Покачнулся. — Пойду сполоснусь. Ты здесь останешься?
— Угу. Ужин в печи, Добран у бабушки.
Вода и еда немного взбодрили, ещё больше помог короткий получасовой сон. Долго сидеть в доме не получилось, тревога погнала обратно к родильной палате. Разум может прекрасно понимать, что угроза минимальна и мать уже много раз рожала, в том числе тебя самого, но инстинкты заставляют нервничать. Не дают лежать на лавке.
Сестра оставалась на посту, и я расположился рядом. Особого настроения болтать ни у меня, ни у неё не было, поэтому короткими фразами мы обменивались из желания отвлечься. Время от времени подходили другие родичи, спрашивали, есть ли новости. Нет, откуда? Пока роды не завершатся и младенца не отнесут в специально обустроенную комнату, никто из женщин наружу не выйдет. Там же стерильно всё!
Жизнь маленьких людей хрупка, она обрывается в прямом смысле от малейшего дуновения ветерка. Вполне естественно, что целители давно разработали сложную систему мер для поддержания здоровья детей до момента принятия божьего сплетения. Со сплетением можно уже не параноить, оно феноменально повышает иммунитет. А вот до тех пор…. Первую неделю ребенок находится в особом помещении — светлом, теплом, отмытым до скрипа специальными составами. Входить туда посторонним запрещено, внутри находится только одна женщина, как правило, мать. У неё есть вода, немного еды, ткань и несколько ритуальных предметов — нож, пряслице и кое-что ещё. Даже воздух проходит через систему фильтров. Затем младенца с величайшими предосторожностями переносят в малую детскую, в которую после процедуры очищения допускают отца и главу рода. Также можно входить целительнице, в том числе приглашенной со стороны, хотя я слышал про семьи, в которых никому, кроме родителей и близких родственников, до определенного срока смотреть на ребенка не позволяется.