Делать мне было нечего. Осматривать закоулки дома расхотелось, потому я решила съездить на переговорный пункт и снова позвонить Ольге. В глубине души я надеялась, что на фирме случилось что-то непредвиденное и мне срочно придется уехать. Появится уважительная причина сбежать от этой внезапно накрывшей меня влюбленности. Я была просто переполнена ею. И ходила теперь осторожно, словно боясь ее расплескать.
Но это меня и беспокоило. Чувство, которое все равно ничем не кончится. Это как влюбиться в инопланетянина, который ремонтирует на Земле забарахлившую в космосе летающую тарелку. Еще немного времени, и его космический лайнер мелькнет в звездном небе, чтобы больше не вернуться никогда…
Соседский двор был пуст, словно в доме не осталось никого. Надо было бы зайти, узнать, не нужна ли помощь, но я трусила. Представляла, какие обвинения вывалят на мою голову родственники бедной женщины. Если бы я не объявилась в их городке, Лида до сих пор была бы жива.
Может, я напрасно думала так о незнакомых людях, но все равно я не могла заставить себя войти в соседский двор.
Я закрыла дверь и спустилась к своей машине.
Заждалась, бедняжка, свою хозяйку. Я еще только отыскала на брелоке ключ от Симки, как почувствовала, что мне в бок уперлось нечто металлическое, и приглушенный голос проговорил в самое ухо:
— Отойди от машины. Медленно иди к калитке. Улыбайся…
— Так ведь нет никого, кому улыбаться?
— Не важно. Случайному свидетелю. Он должен видеть, что ты рада мне, своему лучшему другу.
Я скосила глаз на «лучшего друга». Кожаное пальто. Каскетка надвинута на глаза. Темные очки. Случайный свидетель действительно немного увидит.
— Надо было бороду приклеить, подбородок у вас характерный.
Мой пленитель на замечание беззлобно пробурчал:
— Поговори мне!
Не строит из себя кровожадного бандюгу, и на том спасибо. Просто ухватил меня за локоть своими цепкими пальцами, так что я даже не подумала сопротивляться.
И вправду, как два лучших друга мы подошли к стоящему поодаль черному «форду». Значит, одна часть костроминских «крутых» любит «мерседесы», а другая — «форды». Судя по номеру и обивке, это не тот «форд», на котором я вчера ездила в Ивлев.
Меня усадили на заднее сиденье, где уже сидел мужчина с перевязанной рукой. Вполне знакомая мне личность.
— Здравствуйте, Моряк! — сказала я.
Думала, он, как мужчина, поздоровается первый, не дождалась.
— Привет, подруга, — однако хмуро отозвался он. — Не боись, в случае чего я придушу тебя и одной рукой. Причем с удовольствием.
— А мне говорили, вы на мокрое не подписываетесь.
— Правильно говорили, я сверну тебе шею безо всякой крови. Всухую.
Честно говоря, я испугалась. Лиду убили почти так же: силой усадили в машину и увезли.
Я запретила себе проводить подобные аналогии, чтобы не паниковать раньше времени. Не могут же меня убить только за то, что я подставила подножку Моряку!
— Кончай запугивать девчонку, — предупредил мой «лучший друг». — Шеф сказал, без глупостей.
— Без глупостей! Она меня чуть инвалидом не сделала!
— Сам виноват, — равнодушно заметил тот. — Мне Щука рассказывал. Зачем ты к дочери Михайловского привязывался?
Моряк замолчал. Если на «фордах» разъезжают ребята Бойко, значит, мной заинтересовались вовсе не фээсбэшники — тоже мне, фигура! — а те, что торгуют оружием. Почему я опять подумала о людях из ФСБ? Успокаивала себя, да и только. А в самом деле, почему ребята из этого ведомства мной не интересуются? Может, их в этих краях попросту нет?
Далматову, понятное дело, мой дом приглянулся. А этим? Оружия у меня никогда не было. Я не изъявляла желания его купить.
Что я могу им сказать такого, чего бы они не знали? Что я продала дом? Но вряд ли он их интересует.
В то, что в теткином доме может быть что-то спрятано, я не верю. Да и стали бы они возиться с какими-то там кладами?
Не знаю, почему я так усиленно пыталась разгадать загадку, которую как раз и предстояло разгадать в результате этой самой поездки. У меня мелькнула мысль, что зачастую у самых трудных с виду загадок оказывается элементарно простое решение, но я отогнала ее. Не может быть, чтобы я волновалась — вернее, меня заставляли волноваться — из-за какой-то ерунды!