— Еще чего, пора ей привыкать.
— К чему?
— Черт, никак у меня не получается формулировка, чтобы сказать четко и ясно, как говорится, языком протокола…
— Короче, Склифосовский!
— Ты права: как аукнется, так и откликнется. А мне всегда казалось, что отвечать на вопросы совсем просто. Дело в том, что я прекрасно понимаю: ты не захочешь переехать из краевого центра в районный…
— А в связи с чем может возникнуть такая необходимость?
Федор смотрел на меня жалостливым взглядом, но я не собиралась облегчать ему задачу. Этот путь он должен пройти самостоятельно.
— В связи с переменой общественного статуса.
Вот это закрутил!
— Ты имеешь в виду, что я стану баллотироваться в местное законодательное собрание?
— Издеваешься!
— Понятно. Ты имел в виду теткин дом. Получив его, я стала домовладелицей, да? Так если ты помнишь, я его в основном продала.
Оказывается, этим напоминанием я дала ему передышку.
— Как ты уже догадалась, человек, который заплатил за дом, больше в нем не нуждается.
— Значит, Далматова убили?
— Убили. Вместе с верным другом Вирусом, тремя казаками, исполнявшими при нем роль телохранителей, и каким–то парнем в малиновом пиджаке с бабочкой.
Вроде официантов в малиновых пиджаках было двое, но второй, наверное, уцелел. Или успел уйти до заварушки.
— Это был его официант. А может, по совместительству и повар. Меня на кухню не проводили.
— Понятно, красиво жить не запретишь… Ну да ребята выяснят его личность…
— Какой–то ты сегодня странный. Может, потому что не выспался?
— А в чем ты видишь странность?
— Начинаешь с одного, перескакиваешь на другое. Явно резинку тянешь.
— Это потому, что я боюсь.
— Неужели бесстрашный супермент умеет бояться? Непохоже.
— Ага, тебя бы на мое место. Представь, решается твоя жизнь, а ты не знаешь, как отнесется к этому человек, на которого все надежды возлагаются. Вдруг то, что ты считаешь судьбой, для него так, семечки…
— Чего же тогда с ненадежным человеком о таких вещах разговаривать? Да еще пособником бандитов.
— Я не сказал ненадежный, — запротестовал он.
— Михайловский, вы меня удивляете! — сказала я тоном строгой учительницы. — Сказали «а», говорите и «б».
Он набрал побольше воздуха, будто собирался нырять, и сказал:
— Ларка, пойдешь за меня замуж?
Я едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Такое на его лице проявилось облегчение, будто он сбросил с плеч тяжеленный груз.
Не то чтобы я его предложению удивилась, но как–то не вязалось оно ни с нашим предшествующим разговором, ни с настроением… Совсем недавно, казалось, я его откровенно раздражала. Этот его лед во взгляде… Мы с ним провели всего одну ночь!
— Федя, ты застал меня врасплох, — медленно проговорила я.
При том моя женская суть чуть ли не вопила: «Соглашайся! Такой мужик — красавец! Все бабы обзавидуются!»
— А женщин врасплох брать и надо, — самоуверенно сказал он, — еще тепленьких и расслабленных.
— Я бы хотела немного подумать.
— Но хотя бы в принципе: как ты считаешь, из нас получится хорошая пара?
— Если постараться, — сказала я неопределенно.
Но все–таки что–то мне мешало радоваться его предложению. Может, то, что слишком многим мне в таком случае придется поступиться? Любимой работой, любимой подругой, близостью родителей, которых я в таком случае смогу видеть хорошо, если раз в год… Неужели я не способна на безоглядность ради любви? Или я не уверена в том, что она есть? Слишком много вопросов.
— Большинство знакомых мне женщин сочли бы лестным такое предложение, — сказала я в ответ на его тревожное ожидание.
— Я не говорю о многих. Как к моему предложению относишься ты?
— Думаю, ты будешь хорошим мужем.
А про себя усмехнулась, смотря какой смысл вкладывать в это определение. Интересно, опера вообще бывают хорошими мужьями в житейском смысле этого слова? Приходят домой вовремя, выходные проводят с семьей…
— Вместо определенного ответа — дипломатические увертки.
— Но, Федя, — взмолилась я, — ты представь себе, сколько трудностей нам придется преодолеть…
— Нам! Ты сказала — нам!
Он схватил меня в охапку и закрутил по комнате.
— Значит, ты меня хоть немножко любишь?
Странно, такой красивый, на мой взгляд, мужчина и сомневается в том, что женщина может его любить. Я всегда считала, что красавцы безмерно самоуверенны. Но главное, мне кое–что мешало… Отсутствие, нет, не легкости, а единения, понимания, общности интересов — тут можно было бы долго подбирать синонимы — словом, то, что объединяет мужчину и женщину тогда, когда они не лежат в постели…
Да, несомненно, Михайловский был куда основательнее того же Дольского, надежнее, даже величественнее… Но не могу же я всю жизнь заниматься тем, что разъяснять ему свои порывы, желания, интересы, которые он — как мне кажется — будет сравнивать с неким шаблоном, им же самим изготовленным.
Для того чтобы в этой ситуации определиться, мне и вправду нужно было время, а Федор этого не понимал. Он ждал, что я с сияющими глазами брошусь ему на грудь, орошая ее счастливыми слезами.
Но поскольку Федор стоял и выжидающе смотрел на меня, мне пришлось играть. Итак, он спросил: люблю ли я его хоть немножко?
— А ты меня?
— Я первый спросил.
— Разве что самую малость.
Но он взглянул в мои глаза и решил, что все обстоит несколько иначе, и откровенно этому обрадовался.
— Вот обида, а мне нужно уехать.
— Прямо сейчас?
Я подшучивала, но Федор огорчался всерьез.
— Меня будут ждать у дома через семь минут.
— Семь минут? Тогда не буду себя и растравливать. За семь минут мы явно не управимся.
Может, напрасно я меряю его по себе? Он просто серьезный, в отличие от меня. И думаю, на мое счастье, не слишком уверен в своей мужской неотразимости. Мне бы не хотелось сомневаться в его верности. Понятное дело, каждая женщина этого хочет, но вдруг мне повезет?!
В какой–то момент меня захлестнула эйфория, но разумной частью сознания я понимала, что на самом деле не так–то все просто.
— Федя, но сейчас я не могу остаться. У меня ведь тоже есть дело и обязанности перед подругой и партнером. То есть я не могу все бросить и ни о чем больше не думать, хотя бы мне очень этого хотелось.
В самом деле я не могла. Если он по–настоящему любит меня, то должен это понять. И почему–то некстати выплыла мысль: а зачем тогда я отправила домой в контейнере теткины вещи?
— И у меня по времени совпали две важнейшие операции: одна — по линии работы, другая — по линии жизни… Лара, завтра все равно пятница. Побудь у нас хотя бы до воскресенья. В воскресенье утром выедешь… Но прямо сейчас ты не сбежишь? Смотри, а то я запру тебя в квартире.
— Не сбегу. Разве что в магазин ненадолго выйду.
— Зачем тебе понадобился магазин?
— А ты уверен, что в вашем холодильнике я найду все необходимое для приготовления ужина?
— Не уверен.
— То–то же.
— Неужели ты будешь готовить ужин?
Непонятно, что странного в том, что женщина собирается готовить ужин? Неужели до сих пор его дамы сердца не пытались завлечь Федора своей кухней?
Мои знакомые женщины первым делом угощают своих избранников чем–нибудь вкусненьким, обычно своим фирменным блюдом. Ведь даже маленьким девочкам известно: путь к сердцу мужчины… и так далее. Значит, ни одна из них не стала близка Федору настолько, чтобы могла с подобными намерениями подойти к плите.
Я все никак не могла поверить, что он произнес слова любви после одной–единственной ночи. Неужели так бывает? И не надо встречаться годами, чтобы получше узнать друг друга?
— Буду. А что в этом необычного?
— Тебе не понять. — На лице его появилось мечтательное выражение. — Чтобы в этой квартире, на обычной «брестской» плите, просто взяли и приготовили ужин… Нет, Лерка, конечно, пытается готовить, но чтобы взрослая женщина–хозяйка… А меню уже напечатали?