— По крайней мере, пока не буду здоров, — ответил Тим.
— Ладно, — Брюс вдруг ухватил ткань брюк у колен, приподнял штанины и сел на пол, скрестив ноги. — Я подожду, пока ты передумаешь.
— Тогда вам правда стоит попросить себе отдельную палату, — огрызнулся Тим. Брюс пожал плечами, и больше — пока — о выписке не заговаривал.
Из-за Брюса Уэйна четвёртый день в клинике отличался от предыдущих и вовсе не походил на то, как Тим рассчитывал этот день провести. Никто не пришёл за ним, чтобы отвести на процедуру, никто не позвал его на терапию. В обед Брюс съел его порцию баланды и долго отплёвывался, обещая, что сделает всё, чтобы в Аркхэме пациентов кормили настоящей едой, а не помоями, которые не станет есть и собака. Тим напомнил ему, что здесь и врачи так питаются, чем, кажется, поверг Брюса в ещё большее бешенство.
Брюс, на самом деле, доставлял массу неудобств. Джо, напротив, был в восторге. Он скакал вокруг богача как ребёнок, тыкал его в щёки, дёргал за волосы, слюнявил лацканы его пиджака и всё время смеялся. Час на третий Брюс не выдержал.
— Как ты его терпишь? — он попытался отмахнуться от Джо, но тот увернулся и спрятался за своей койкой, хихикая, как маленькая девочка.
Тим поднял голову и посмотрел сначала на Брюса, а потом на Джо, и пожал плечами:
— А что такого? Он не буйный и милый. Как с большим десятилеткой в одной комнате жить, — сказал он и зевнул. Он не спал всю ночь, а сейчас себя занять было совершенно нечем. Не брать же пример с Джо.
Даже с похожим на истукана Брюсом и беснующимся Джо в одной палате было скучно. Идти в зал для отдыха и смотреть телевизор совершенно не хотелось, о Ра’се размышлять хотелось ещё меньше, и уж тем более не хотелось вспоминать о том, что сегодня он, кажется, прогулял первую же процедуру лечения электрошоком. Зато он вспомнил, что в сумке есть томик Хемингуэя, а Хемингуэй лучше остальных помогал забыться.
Он порылся в вещах, выудил оттуда книжку и зацепившийся за неё конверт, и замер, удивлённо глядя на пожелтевшую бумагу.
Вернувшись от Ра’са и столкнувшись с непониманием близких, Тим совсем забыл о том, что привёз с собой собранные Джейсоном Тоддом доказательства. Он вспомнил, как сам не поверил тогда, решив что его предшественник просто сошёл с ума.
Теперь все вокруг думали, что с ума сошёл именно он. Все, кроме Брюса Уэйна.
Тим отложил книгу в сторону, открыл конверт и вытряхнул на кровать вырезки из газет и фотографии. Развернулся боком и начал перебирать их, расставляя хронологически и проговаривая надписанные Джейсоном даты губами.
Джейсон нашёл его первую фотографию. На обратной стороне записал, когда приблизительно она была сделана — где-то в пятидесятых годах девятнадцатого века.
Тим нахмурился и присмотрелся к изображению. На размытой фотографии было видно, что Ра’с уже тогда немолод, хотя фото было около сотни лет. Может, это его отец, или дед, или любой другой родственник?
Джо вдруг подлез к нему под руку и схватил две фотокарточки. Вытянув перед собой руки, он посмотрел сначала на одну, потом на другую, будто пытался найти отличия.
— Ты его тоже видишь? — сказал он. Брюс поднялся со своего места и настороженно замер. — Кого? Старика. Посреди комнаты. А что старик? — Джо повернулся к Тиму и улыбнулся, протянув одну фотографию. — Ста-рик, — пропел он.
Тим забрал у него снимок. Ра’с аль Гул, старый и немощный — как тогда, когда Тим увидел его впервые — смотрел в объектив из-за деревянных ограждений и рядов колючей проволоки. Взгляд его был ясным, он хмурился и будто заглядывал зрителю прямо в глаза. Джокер переступил с ноги на ногу, сунул Тиму в руку вторую фотографию:
— Не старик! — булькнул Джо. Дрейк взялся за вторую фотокарточку. На ней были изображены солдаты советской армии с освобождёнными из Освенцима, и среди них Тим увидел молодого Ра’с аль Гула. У него были тёмные спутанные волосы и живые глаза. Он улыбался, глядя на кого-то из уставших советских офицеров, как не улыбался никто другой из бывших пленных.
Дрейк удивлённо моргнул. Джокер взял его за руки и заставил перевернуть фотографии. Первая фотография была сделана немецким офицером в августе сорок первого года. Вторая — советским солдатом в сорок пятом. За пять лет Ра’с аль Гул не только не состарился. Он помолодел.
— Он жил в Монголии в тридцатых, — подал голос Брюс. Он всё ещё стоял у двери, кажется, не решаясь смотреть на ворох бумаг на кровати. — В тридцать девятом он переехал в Польшу и отправился в Освенцим одним из первых. Он яростно критиковал Гитлера и идею чистоты расы, за это его и арестовали. Его сдала собственная дочь — ей идеи фюрера пришлись по душе. Там Ра’с «облегчал» страдания заключённых, превращая их в пыль. Может, это и правда не ужаснее, чем предстоящие им пытки и казни, но это только ставит его на одну ступень с нацистами.
— Думаете, что он отправился в лагерь специально? — Тим задумчиво положил фотографии обратно на кровать и принялся сгребать вырезки и карточки в одну кучу. — Единственный человек в мире, кто был абсолютно сыт всю войну.
— Скорее, он просто решил, что этот шторм смогут пережить и без него. И вместо этого стал санитаром леса, облегчая страдания тем, кто загремел в Освенцим вместе с ним, — Брюс пожал плечами.
— Звучит, будто вы его оправдываете, мистер Уэйн, — Тим сложил вырезки обратно в конверт и застыл, обдумывая увиденное и услышанное.
Значит, Ра’с действительно был в его комнате. Он действительно был бессмертным. Он жил, заимствуя чужие жизни, и это было страшнее всего.
— В этой войне я готов оправдывать всех, кто был не на стороне Рейха, Тим, — Брюс покачал головой. — Сейчас Ра’с сам пытается изменить мир и ищет себе наследника, которому подарит свою империю. Сначала его наследником должен был стать ты, но ты оказался слишком любопытен и чересчур умён. Ты сбежал. Так что теперь у Ра’са новая цель: твоя дочь.
Тим вскинул голову и застыл. Мир вокруг остановился, и из головы исчезло всё, что говорил до этого Брюс. Всё это вытеснило слово «дочь». Оно засияло у него в голове, будто восходящее солнце.
— Д… дочь? — осторожно переспросил он. Брюс забрал у него конверт и кивнул:
— Да. Дочь.
— Но откуда вы можете знать? Стеф родит только через два месяца, — едва слышно выдохнул Тим. У него за спиной те же слова пискляво пропел Джо.
— Стефани родила два дня назад. Не выдержала стресса, — пояснил Брюс. Тим закрыл лицо, уже готовый обвинить во всём себя, но Брюс ухватил его за руку, заставляя встать. — Ты нужен своей семье. Им нужна твоя защита. Теперь, когда ты знаешь, кто перед тобой, ты готов выйти отсюда?
Тим смотрел на него и не мог поверить тому, что слышит. Что он пропустил рождение собственного ребёнка, что Брюс сказал об этом не сразу. Что для того, чтобы решиться вернуться к своей жене, ему понадобилось посмотреть на фотографии и увидеть то, что он и так знал.
— Да, — наконец выдавил он и обмяк.
— Тогда поехали прямо сейчас, — Брюс не дал ему переодеться в собственную одежду, или переобуться. Он накинул Тиму на плечи свой плащ, затолкал книгу и ботинки в сумку и вывел Тима из палаты, бережно придерживая за локоть.
Остановившись за дверью, Тим обернулся и помахал рукой Джо:
— Выздоравливай, Джо! И я никому не раскрою твой секрет.
— Тс-с-с! — рассмеялся Джо, прижав к губам костлявый палец. А потом тоже замахал ему руками: — Убей злого старика! Пока! — он засмеялся и не замолкал, пока дверь не закрылась.