Альберт подошёл закрыть дверь и увидел Вениамина.
– Простите за этот спектакль. Вы что-то хотели?
Альберт был спокоен, не смотря на произошедший конфликт. Вениамин слегка смутился.
– Оу, я только подошёл. Почти ничего и не услышал.
Первороднов мягко улыбнулся.
– Не отпирайтесь, Вениамин. Вы же следователь. Всё знать и всё слышать – это ваша работа. Не так ли?
– Если честно, мне не хочется вникать в ваши семейные дела. Мне нужно спросить вас кое о какой картине.
– Пройдите, Вениамин. – художник пригласил следователя в свой кабинет.
Вениамин вошёл. Первороднов закрыл дверь за ним.
– Я бы не хотел, чтобы вы подумали обо мне плохо. – продолжил художник. – То, что я сказал своей дочери, было выплеснуто не со зла. Видите эту картину? Знаете, почему из всех моих творений только она здесь?
Вениамин молча посмотрел на огромный портрет маленькой девочки, который заприметил здесь ещё в прошлое посещение.
– Это Тамара. Я написала её спустя год, после того, как забрал с приюта. Я заметил в этой девочке огонёк, которого не было в других детях. Тогда я сразу понял, что это дитя могло бы стать моей настоящей дочерью. И пусть у нас бывают разногласия. У кого их нет? Родные ссорятся не меньше. Я всегда считал её своим лучиком света, надеждой. Скажите, вы ведь тоже воспитывайте дочь в одиночку?
– Не совсем. Мне помогают. А откуда вы узнали?..
– Неважно. Важно то, что мы похожи. Задумываетесь ли вы о том, что в один прекрасный день ваша дочь может столкнуться с ужасами взрослого мира? С её несправедливостью, подлостью. Как можно уберечь своё дитя от всех несчастий? Ответ прост – никак. Но можно взрастить сильную личность. Я старался. Честно старался, но где-то допустил ошибку. Тамара оступилась, и это привело к ужасным последствиям.
– Ваш первый зять?
– Да. Он спрыгнул с балкона. Тамара любила его, но обошлась с ним жестоко. Заставила ревновать. Сказала, что у него маленький инструмент, а потом в подробностях рассказала, как развлекается с обладателями больших. Представляете, какой это удар по сердцу?
– Ого! Не думал, что ваша дочь занимается такими вещами.
– Она просто соврала. У них был какой-то конфликт. Она придумала это сгоряча. Но важно ли это? Словом можно ранить, словом можно убить.
– И вы решили сейчас, что хорошо бы кинуть ей вслед ту фразу?
– Нет, это не сильно ранит её. Проблема в том, что я вырастил её слишком чёрствой. Признаться, в смерти Степана, на самом деле, я виню самого себя. И поэтому я не допущу, чтобы горе повторилось.
Первороднов, наконец, задумчиво замолчал. Вениамин выждал нужную паузу и обратился к нему.
– Извините, я не психолог. Не могу вас поддержать, как следовало бы.
– Ничего, ничего. Мне просто нужно было выговориться. Зачастую, я могу сделать это лишь в своих работах. Спасибо, что выслушали. Так что там за вопрос?
– Ваша картина. «Индустриальный Реквием». Что она значит?
– О, это одна из очень старых работ. Индустриальный реквием. Реквием по индустрии. Гибель прогресса. Олицетворение смерти искусственного механизма, который по своему замыслу умереть не должен.
– Стоп! – Вениамин поднял палец вверх. – Смерть механизма… это же заброшенный завод! Убийца дал подсказку о следующем месте преступления.
– Я вас не понимаю.
– И не надо.
– Вы говорите о том, что преступник собирается учинить очередное убийство?
– Уже учинил.
– Это ужасно! Кто пострадал?
– Не могу вам рассказать, но вы обязательно увидите об этом в новостной сводке.
– Уже были у глиномеса?
– Да. Более того, моя стажёрка в данный момент допрашивает его.
– Прекрасно! Я так и знал, что этот мерзавец причастен к убийству.
– Его вина ещё не доказана. Прошу простить, мне необходимо продолжить работу. Спасибо за помощь. – Вениамин покинул галерею и позвонил Хорниевой.
От неё он узнал, что подозреваемые не сознаются в содеянном. Ни один, ни другой. Хлебников хотел уже сам задать вопросы, но прежде всего, нужно посетить Баламутова. Это последняя зацепка, которая должна связывать всё воедино. Или, наоборот, породить множество новых зацепок.
*****
Баламутов выглядел крепким мужчиной с грубым лицом. Даже на больничной койке и в гипсе он выглядел суровым. Медсестра привела Вениамина в палату, и тот уселся на стул рядом с потерпевшим. Баламутов хмуро всматривался в гостя, а затем на его губах образовался лёгкий, но презрительный оскал.
– Мусорок что-ли? – пробасил он.
– Слова выбирайте. – спокойно проговорил Вениамин. – Капитан Хлебников, следователь. Мне нужно кое-что спросить.