В этот вечер его голова поникла очень рано. Всю предыдущую ночь напролет он играл. Этой ночью имеет право на отдых. В баре еще много людей, только два часа ночи. Голова Иисуса лежит на стойке, бутылка в бумажном пакете пуста. Дебби поднимает его тяжелую голову. «Нажрался, — произносит она, — нажрался».
«Оставь творческую личность в покое», — говорит Мартин.
«Тоже мне, творческая личность», — откликается Дебби.
Моряк продолжает стаскивать Лиану со стола. Та его отталкивает.
«Я хочу Иисуса», — говорит Лиана.
Дебби заявляет, что ее сейчас стошнит. Моряк смеется, моряк заманивает Лиану.
«Спускайся, — говорит он. — Спускайся, я твой Иисус. Вот увидишь».
«Нет, не ты, — отвечает Лиана, — мой Иисус черный».
«Твой Иисус нажрался», — произносит Дебби.
Закадычные тараканы.
Весь месяц он шатается по Новому Орлеану. Среди туристов, музыкантов и тараканов. Пластиковые монеты, которые он поймал во время Марди Гра, пылятся на полке. Во время Рекс-парада. Когда все это было?
Замза подбирает крошку хлеба и улепетывает, только усики торчат из щели. Радостный кукарача, когда-нибудь одним ударом его размажут по полу или стене.
Известие из дома. Где же оно? Маме лучше. Анна, я все равно не приеду. Кто же это? Из компьютера: Меланхолия имеет характер смерти. Что же это? Меланхолия… смерть… грешный человек — это волк в своей блевотине.
Всмотрись: это время бесконечного, ленивого шевеления, летнее время, утомляющее людей. Летнее время, растягивающееся между людьми, как тесто. Время, когда ты ни о ком не тоскуешь. Время, когда никто больше не тоскует о тебе. Время существования с самыми закадычными, со Стеллой и Ковальским, чьи потные тела лениво перекатываются по постели. Время тараканов. Время поглощения тяжелой и жирной еды с запахом топленого сала, жарящейся на железных решетках.
Вслушайся в медленное горячее течение времени. Вслушайся в поющие голоса, в тяжелый, однообразный ритм. В проникающую со всех сторон сквозь стены музыку. Вслушайся в шум душа, обдающего тело, вслушайся в биение организма, который стремится найти горячий, неспешный ритм, но не находит его в себе, не находит, не выдерживает.
Помешанная.
Старуха с волосами пшеничного цвета, когда-то королева округи, а теперь даже не имеющая собственного жилья, странно трясет головой, расчесывая свои пшеничные волосы. Они длинные и все еще красивые, лицо в морщинах, вдоль носа тянется тонкий шрам. Три моряка, которые сегодня ночью, здесь шутят с ней. Она проводит здесь дни и ночи, у нее нет квартиры, нет дома, никого нет. У нее есть только волосы, которыми все восхищались.
Ее зовут европейкой, потому что она бывала в Европе. Работала в Германии на военной базе. Один сержант из-за нее покончил с собой. Он был из Луисвилля, штат Кентукки, там у него были лошади, он был коневодом. У него были жена и она. Слишком много пил. Застрелился в столовой.
Ее все любят. Она помешалась. Вернувшись из Европы, была здесь королевой. Теперь расчесывает волосы и поет.
А как другая старая женщина расчесывала волосы! И как пела! Его мать.
Сны официантки Дебби.
Видит сны. Дебби грезит. Как только заканчивается работа в баре, как только истекает последний час, она начинает видеть сны. Когда Дебби видит сны, говорит Мартин, она как стальная магнолия, как те женщины из южных фильмов о желтой лихорадке.
В утренние часы Дебби сидит по ту сторону барной стойки. Ее голова покоится между бокалами, в которых лучшие напитки. Лиана предлагает ей кофе.
«Дебби, — говорит она, — не спи в баре».
Дебби поднимает голову.
«Кто спит в баре?» — спрашивает она.
«Ты спишь в баре, где работаешь», — отвечает Лиана.
«Я не сплю в баре, я сплю за стойкой».
И опускает голову обратно между бокалами. Дебби набралась.
«Ты всю ночь работала, — говорит Лиана, — а теперь все спустишь».
Дебби поднимает голову и велит молодому официанту:
«Налей ей мартини, этой ведьме. Я плачу́. И скажи ей, пусть замолчит».