Барышня грызла орехи. У нее в запасе была целая горсть.
«Они мне сказали, — сообщила она, — что я найду вас по облаку сигаретного дыма».
У барышни были водянистые голубые глаза. По белой коже рассыпаны веснушки, примерно горсть.
«Из всех алиенаций, — сказала она, — я больше всего люблю божоле. И калифорнийское пойдет».
Барышня не принадлежала к миру искусства. А вот ее приятель был творческой личностью, он сочинил успешную книгу о езде на велосипеде.
«Но сейчас я пью бурбон, — добавила она, — потому что божоле у них тут нет».
Два влажных пятна под мышками барышни увеличивались в размере. На ней была легкая ткань, но в этой толчее было жарко.
«Почему вы не снимете пиджак? — спросила она. — Вам же определенно жарко». Барышня, как и все, была легко одета. Здесь только он был в плотном пиджаке с начесом, и только над ним было облако дыма.
«Вам нравится чеснок? — поинтересовалась она. — В последнее время чеснок стал в этой стране невероятно популярен».
Барышня прислонилась к книжной полке, в толпе они оказались совсем рядом. Он ощущал ее теплое дыхание, отдающее бурбоном.
«Вот увидите! — воскликнула она. — Я выведу сорт чеснока, который не будет вызывать дурного запаха изо рта».
Барышню звали Ирэн Андерсон. Ирэн Андерсон, Мэдисон, штат Индиана. Уже пять лет в Новом Орлеане.
«Сбалансированный чеснок», — сказал Грегор Градник.
Ирэн Андерсон воодушевилась. Зааплодировала.
«Именно так. Сбалансированный чеснок».
До того, как началось, она представила Граднику своего друга. Питер Даймонд был писателем, автором бестселлера «По Новому Орлеану на велосипеде», о котором все говорили. Название для чеснока, сказала она. Название для чеснока? — переспросил он. — Сбалансированный? Занятно. Тоже писатель? — и повторил: Как занятно. У нас, и это статистически доказано, писателем является каждый третий обыватель. С тех пор, как появились мастерские креативного письма, мы приближаемся к этому стандарту. Я вношу свою лепту. А вы вносите? Писателя нельзя изготовить на конвейере, ведь правда? Писателем рождаются. Автомастерских, что любопытно, по-прежнему больше. До сих пор. Русские делали попытки с инженерами душ, и что? Тоже было похоже на курсы креативного письма, правда? Да, да. Без сомнения. На кухне предлагают бобы с рисом. Rice&Beans. Занятно. С чесноком, очень много чеснока.
До того, как началось, они, прижатые к книжной полке, ели бобы с рисом. Выяснилось, что они живут совсем недалеко друг от друга. Новые знакомые — на Сент-Питер-стрит. И у них есть прекрасный балкон, такая испанская терраса. Во время Марди Гра они устроят там вечеринку, balcony party. Он приглашен. Оказалось, что Питер Даймонд иногда посещает мастер-классы Фреда Блауманна. Писатель должен быть любопытным. Всегда есть чему поучиться. Экспертиза использования восклицательных знаков у Фреда превосходна. Но весьма ограничительна. По правде говоря, да. Однако теперь он пишет что-то новое. О меланхолическом веществе. Нон-фикшн, при этом фикшн. Или наоборот. Vice versa. Бобы отличные. Как думаете, Фолкнер такие пробовал? Не в преклонных годах. В преклонных годах он катался на велосипеде. Здесь идет пьеса «Велосипед Фолкнера». Написал ее Wont Dalk. Это псевдоним, анаграмма которого Don’t Walk есть на каждом светофоре. Забавно. Ужасно забавно. Бобы с рисом хороши. Spicy, пикантные, сказала мисс Андерсон. Шервуд Андерсон наверняка ел бобы с рисом. И vice versa.
Ирэн Андерсон прекрасно умела смеяться. Так, что иногда даже начинала задыхаться от смеха, и тогда Питер Даймонд нежно постукивал ее по спине. Он пообещал Грегору свой бестселлер, о котором все говорят — «По Новому Орлеану на велосипеде». С дарственной надписью.
До того, как началось, ему представили Попеску. Здесь еще только он был в толстенном пиджаке, только над его головой поднималось облако сигаретного дыма. И Ли Донга из Кореи. И еще какого-то русского, который оказался хозяином дома. До того, как началось, появился и Фред Блауманн. Широко улыбаясь, он рассекал толпу, за ним жена, на голову выше его, блондинка с высокой прической. Фред помахал Граднику. Студентки-бегуньи Мэг Холик нигде не было. А потом началось.
«Господи, помилуй!» — раздался женский крик. — «Он же этого не сделает!»
Из соседней комнаты начала растекаться тишина. Шума не было, вслед за криком, как нарастающий прилив, накатила тишина. Через разгоряченные тела он протолкался к двери. На огромном телевизионном экране в углу комнаты показывали молодого человека, который сильно нервничал. Глаза его беспокойно бегали, камера несколько раз выхватила и другую деталь: руки, судорожно вцепившиеся в спинку кресла.