«Город Никогда Не Спит».
«Правда».
«Ну, если ночью она работает, то ночью не трахается с этой тварью».
«Ночью… работает».
«А спит днем».
Если вообще спит. Грегор был уверен, что Мэг никогда не спит, так же как никогда не спит ее город. Но сработало. Помогло.
«Ты прав, — сказал Фред. — Когда она начинает? Через час. Я перед ней извинюсь».
Фред в последний раз глотнул из бутылки. Его отпустило. Одна из кошек встала и подняла хвост. Это должно было что-то означать, надо посмотреть инструкцию. Хвост, оправдание хорошо, даже если кошка на хвосте принесла. Ему следовало сразу перевести Фреду эту тупую словенскую пословицу, которую он сам никогда не понимал, именно в тот момент, когда ему пришлось пройти с ним через все это… через что? Через невообразимую реальность, с которой Фред никогда не сталкивался, и которая для него оказалась реальнее всякой литературы. Господи, как же в этом помещении воняло. Он подумал, что воняет, что бедренная кость все равно упирается в печень, хотя он сидит. Подумал, что ему придется убирать за кошками, которые в знак протеста размазали всю еду и какашки по квартире, несомненно, в знак протеста, потому что должны были в страхе убегать от буйства двух человеческих существ, бесчинствовавших в квартире. При мысли об этой уборке внутренний дискомфорт усилился до тошноты. Он больше не чувствовал злости, он чувствовал только усталость от Фреда, от его любви, от его страданий, от реальности, невероятности и литературы. Вытряхнуть пепельницы, проветрить. Но тогда шибанет вонью от мусорных баков с разлагающимися костями, в которых шарит и крутится, разбрасывая отбросы и не переставая громко разглагольствовать, патлатый бездомный, с лицом и руками, покрытыми толстой коркой засохшей грязи.
Он забрал из рук успокоившегося наконец Фреда бутылку и налил себе на палец водки. Вдруг вспомнил скамейку перед университетом, это было давно, в феврале, после дождя, который прекрасно освежил воздух. Фред пересекал лужайку, вода из-под его тапочек брызгала во все стороны. Мэг бежала вдоль кирпичного здания в другом направлении. Тогда перед ним подскакивал на месте самонадеянный профессор. Грегор Градник служил ему зеркалом: успех, непринужденность, интеллектуальная элегантность. Кабинет в стиле чиппендейл. Исследование о меланхолии. Исследование о Джойсе. Молодая студентка, с которой он бегает. Но в этом безупречном образе, который отражался в Граднике, как в зеркале, было что-то безнадежно неправильное. В него был встроен какой-то изъян. Теперь он вспомнил: та белая штука, лоскут белой ткани, вылезавший из-под шорт для бега.
И вот, теперь почти год спустя, Фред стоит перед ним в трусах, в квартире, в здании «Уитби», в полуподвальном этаже, на 45-й Улице в Нью-Йорке. С красными пятнами на лысине и с синяками на теле. С черными кругами под глазами.
О, жизнь! О, креативное письмо!
Фред нервно посмотрел на часы. Жена ждет его в отеле. Однажды она устроит ему страшный скандал. Или просто уедет. Однажды ему придется объяснить, почему со своих научных встреч он всегда возвращается слегка опухшим. С черными кругами под глазами и красными пятнами на голове. А что ему делать с Мэг? Она еще более неумолима. Она ведь не call girl, девушка по вызову, хотя каждую ночь ее теплый голос можно услышать, набрав номер «Город Никогда Не Спит». Она личность. И Фред тоже личность.
«Так больше не пойдет», — заявил Фред, натягивая штаны. Опустился на колени и начал что-то искать под кроватью. — «Вот что я ей сказал. Хорошо сказал».
Когда он поднялся с носком в руках, кот на холодильнике показал зубы и фыркнул.
«Злится, — заметил Фред, — потому что я его пнул. Прости».
«Перед ним извиняйся», — сказал Грегор.
«Ты, как тебя там, извини».
Фред вытряхнул из ботинка монету и раздавленный окурок и тут же аккуратно их подобрал. Быстро превратился в авторитетного, благопристойного человека. Ловко и старательно завязал галстук. Потом что-то вспомнил и забежал в ванную. По пластиковой шторе зашумел душ. Фред насвистывал. Здравствуй, день, здравствуй, жизнь! Я снова вступаю в тебя, чтобы испытать твое терпение, чтобы оставить на твоей вселенской физиономии отпечаток своего малого и греховного присутствия. Фред насвистывал. Выйдя из ванной, снова взялся завязывать галстук.
«Думаешь, — пробурчал он, — раз я насвистываю, то и дерьма стало меньше. Это просто маскировка».