— Ну спасибо вам, ребята! — Дед обнимает нас обоих, опять сдвигая наши головы. — Вы уж не забывайте старика, почаще навещайте!
— Эх, — вздыхает Терри, — мы бы с удовольствием, но вечно не хватает времени!
— А вы старайтесь распределить его так, чтобы удавалось почаще выбираться ко мне, — настойчиво просит дед.
— Постараемся! — обещает Терри.
Мы вдвоем садимся в машину. При мысли, что сейчас она тронется с места и отпадет нужда притворяться семейной парой, у меня что-то больно сжимается внутри. Дед машет нам рукой, я отвечаю ему тем же. Вот мы выезжаем со двора, достигаем конца улицы, сворачиваем на соседнюю…
Я сижу, боясь шелохнуться. Терри не произносит ни слова, напряженнее обыкновенного вглядывается в дорогу и не включает ни радио, ни DVD-плеер. Помалкиваю и я. Кажется, если кто-то из нас заговорит, мы безвозвратно вернемся в действительность и тогда вновь станем не мужем и женой, а двумя жалкими разведенными.
Я не слежу за дорогой, хоть все время смотрю в окно. Даже думать — совершенно ни о чем не думаю. Просто не хочу, чтобы вечер заканчивался, и стараюсь надышаться близостью Терри.
Машина останавливается. Я вздрагиваю, заставляю себя перенестись в реальность и замечаю, что мы возле нашего дома. Возле того самого, в котором до недавнего времени делили на двоих довольно тесную, столь действовавшую мне на нервы, но такую родную квартирку.
Поворачиваюсь к Терри.
— Куда это ты меня привез? — В моем голосе, как ни удивительно, не звучит ни капли возмущения. Напротив, он исполнен неуместной нежности. Клянусь, так выходит невольно, я это не нарочно.
Терри шлепает себя по колену.
— Черт! Я по привычке. Извини. — Он горько усмехается. — Слишком увлекся игрой.
Игрой! — спохватываясь, думаю я. Да-да, это была всего лишь игра. Глупо приписывать ей то, чего на самом деле давно нет, смешно повторно увлекаться мечтой, которая однажды уже не сбылась.
Надо бы сдержанно проститься с Терри, выйти из машины и поймать такси. В крайнем случае попросить, чтобы он отвез меня домой, но я не в силах разомкнуть губы и как будто утратила власть над собственным голосом.
Мы молчим очень долго. Быть может, четверть часа или гораздо больше — сказать сложно. Я словно потерялась во времени. Наверное, если бы Терри так ничего и не сказал, я сидела бы тут до утра и даже не чувствовала бы себя дурой, ничего не стыдилась бы.
— Может, на минутку поднимемся? — наконец тихо спрашивает он, кивая на освещенный фонарями дом. — Выпьем по чашке кофе?
Я поворачиваю голову и смотрю ему прямо в глаза.
— На минутку?
Его лицо вмиг преображается. Из груди вырывается не то смех, не то стон. Он сгребает меня в объятия, прижимается губами к моему виску и вдыхает запах моих волос.
— Это я не всерьез. Побоялся тебя спугнуть.
Тихо смеюсь, чувствуя себя так, будто все, чего я ждала и жаждала, — это снова оказаться у его груди, опять ощутить, что я принадлежу ему вся без остатка. Мы вновь замираем и какое-то время не смеем ни двигаться, ни говорить.
— Так что? — шепотом спрашивает Терри.
Вместо ответа я отстраняюсь, достаю из сумки сотовый и набираю номер.
— Папа? — виновато говорю я, слыша по голосу, что отец уже спал. — Прости, что разбудила. Ты меня, пожалуйста, не жди. Я сегодня останусь у… Каролины.
— Молодец, что предупредила, — говорит он. — Привет… гм… Каролине.
— Ага. — Густо краснею. Его не проведешь, как ни хитри! — Непременно передам!
Не знаю, может, я не вполне нормальная, но ласками мужа, с которым делила постель целых восемь лет, упиваюсь так, будто он мой новый беспредельно желанный и совершенно фантастический любовник. В минуты, когда его знающие, то невообразимо нежные, то требовательные руки скользят по изгибам моих бедер, по округлости груди, мне кажется, что все остальное в мире совершенно ни в счет, не имеет ни малейшего смысла. И что мы переживем любое ненастье, лишь бы больше в жизни не разлучаться.
Утро отчасти воскрешает сомнения. Принимая душ, я вдруг вспоминаю о Мишель, представляю, что она стояла на этом самом месте и что тешилась теми же радостями, которыми Терри одаривал меня, и делается тошно.
Надо привести в порядок мысли и обо всем спокойно подумать, говорю я себе. Мы теперь снова вместе, это ясно, но не стоит бросаться в прежнюю жизнь очертя голову. По большому счету, совершенно такой, какой была раньше, она уже никогда не будет. Мы изменились, и нельзя не принимать это в расчет.
Выхожу в гостиную уже одетая. Терри — в халате — замирает с двумя чашками в руках и дурашливо, как ребенок, выпячивает губы.
— А я-то надеялся… что мы еще вернемся в постель.
До чего он мил, проносится у меня в голове. И как я могла надеяться, что заживу без него спокойнее, благополучнее и счастливее? С улыбкой беру у него чашку и делаю глоток кофе.
— Валяться в постели не время.
— Сегодня же воскресенье! — восклицает Терри.
— У занятых людей воскресений не бывает, — с важным видом заявляю я, опуская чашку на стойку.
Лицо Терри внезапно серьезнеет. Он поднимает указательный палец и о чем-то раздумывает. Судя по всему, о каких-то делах, про которые я невольно ему напомнила.
— Да, это верно. У занятых людей… — Он смотрит на меня, умолкает на полуслове, и его губы растягиваются в улыбке, а глаза становятся такими ясными, какими бывали в самые безоблачные времена. — Пообещай, что ужинать сегодня будешь со мной, — просит он.
Я уже собираюсь кивнуть, но меня что-то останавливает. Ах да, сегодня вечером я собиралась встретиться с Джимми. Конечно, можно было позвонить ему и сказать, что мои планы меняются. Но, во-первых, как-то это было бы непорядочно, а во-вторых, я чувствую, что мне нужен небольшой перерыв — чтобы, так сказать, перевести дыхание.
— Сегодня — нет, — как можно мягче произношу я.
Терри заметно грустнеет.
— А вот завтра — пожалуйста, — быстро добавляю я, подходя и кладя руки ему на плечи.
Он заглядывает мне в глаза и в какое-то мгновение кажется уязвимым и полностью зависимым от меня. Словом, таким, каким бывал во времена нашей совместной жизни в те минуты, когда поверял мне секреты и признавался в чувствах. Всматриваюсь внимательнее в голубизну его глаз.
Нет, сейчас в его взгляде есть что-то новое. По-моему, это боязнь вновь меня потерять. Она придает мне значимости в собственных глазах, дает повод поважничать.
Сознаю, что если вновь возомню себя королевой, то опять стану чего-то требовать и качать права. На миг делается страшно. Нет! На эту дорогу больше сворачивать нельзя. Она приведет туда же — в тупик.
Терри слегка сужает глаза.
— В чем дело? — спрашивает он, чувствуя, что мое настроение внезапно переменилось.
Качаю головой и улыбаюсь.
— Ни в чем. Все хорошо.
— Серьезно? — с легкой тревогой произносит Терри.
— Да.
Он целует меня и обводит мое лицо восхищенным взглядом. Легонько шлепаю его по плечам и убираю руки.
— Ну, я побегу.
— Я отвезу тебя, — говорит Терри, берясь за пояс халата. — Вот только ополоснусь и переоденусь.
Он уже делает шаг в сторону спальни, но я удерживаю его за руку.
— Спасибо, не нужно. Я доеду на такси.
Терри смотрит на меня растерянно, даже как будто с испугом. Клянусь, я ни капли не желаю мучить его. Хочу, напротив, доказать, что умею быть терпеливой, заботливой и бесконечно любящей.
— Просто отец меня заждался, — быстро объясняю я. — Еще начнет придумывать какие-нибудь истории. О том, как меня насильно напичкали наркотиками или сбили на дороге. — Усмехаюсь. — Думаю об этом, и душа не на месте.
Терри приковывает ко мне испытующий взгляд.
— Точно?
Приподнимаюсь на носочки и чмокаю его.
— Точно, — шепчу сразу после поцелуя, еще касаясь своими губами его губ.
— Если обманешь, я снова закурю.
— Снова? Значит, ты уже бросил?
— Вчера вечером.
— Прекрасно! Не люблю курильщиков.
— Завтра в семь я тебя жду, — говорит Терри.