Сознавать, что я для него до сих пор как родная внучка и что счастье Терри он не представляет без моего участия, волнительно и отрадно. Раздумываю о том, что теперь, когда я работаю посменно, вполне смогу навещать деда почаще. Буду приезжать к нему даже одна, как сейчас, если Терри будет слишком занят.
Въезжаю во двор. Парадная дверь приоткрыта. Поднимаюсь по ступеням и стучу по косяку. До меня доносится голос деда. По-видимому, он с кем-то разговаривает по телефону в гостиной и не слышит стука. Раскрываю дверь шире и вхожу внутрь.
Затаиваться за углом и подслушивать чужие разговоры — ей-богу, мне противна сама эта мысль. Я уже иду к гостиной, чтобы постучать в дверь и показаться деду на глаза, но невольно вникаю в смысл его слов и в ужасе замираю.
— Да причина всего лишь в том, что нашей Джесси не хватает ума, — доносится из комнаты. Старик крякает. По-видимому, настроение у него отнюдь не худшее. — Это видно невооруженным взглядом: им друг без друга никак. Нет же, она все что-то доказывала, все стремилась стать свободной! Вот мы все посоветовались и придумали такой хитрый план. Жаждешь развода — на, пожалуйста! Убедись, что не того тебе хочется. Может, заодно научишься ценить мужа и впредь будешь посговорчивей, потерпеливей…
У меня из рук выпадает коробка с пиццей, однако дед в эту минуту заливается довольным смехом и ничего не слышит. Машинально наклоняюсь, чтобы поднять ее, но рука становится такой тяжелой, а голова так затуманивается, что я сажусь прямо на пол, сгибаю ноги и утыкаюсь лбом в колени.
— Да нет, вообще-то она умная и добрая девочка. Но в этом смысле… — Раздается глухой удар. Видимо, старик стучит по дереву, показывая, насколько я бываю тупой. — Другого выхода у нас просто не было. — Он снова радостно смеется. — По-моему, все идет как надо.
Я вскидываю голову и качаю ею из стороны в сторону, не веря, что все настолько мерзко. Пытаюсь встать, но не нахожу сил.
— Ага, с женщинами лучше так, — сквозь дурацкое хихиканье выдавливает из себя дед, отвечая на какие-то слова собеседника. — Раз по-другому они не понимают.
С кем это он треплется?! — в приступе ярости думаю я.
— Чем меньше с ними сюсюкаешься, тем больше они любят, — продолжает разглагольствовать дед. — Их, дурех, хлебом не корми, дай разыграть трагедию!
Дурех?! — думаю я, теряя остатки терпения. Ну, знаете ли!..
Хватаю коробку с пиццей и, не успев подняться на ноги, зашвыриваю ее в раскрытую гостиную. Звучит грохот, звук бьющегося стекла, дедов вскрик. Потом все стихает, и я слышу лишь собственное громкое дыхание.
Медленно поднимаюсь и вхожу в комнату. Дед испуганно вздрагивает и смотрит на меня так, будто я не я, а его поднявшаяся из гроба покойница жена.
— Говоришь, мне, дурехе, не хватает ума? — устрашающе тихо спрашиваю я.
Дед вдавливает себе в грудь трубку и вытягивает вперед вторую руку. Коробка с пиццей вместе с белыми сколками кофейной чашки пестреют у него на коленях. Штаны облиты кофе.
— Я сейчас все объясню!
Качаю головой.
— Я не нуждаюсь в объяснениях. Для того чтобы понять, какой вы придумали план, хватило и моего весьма ограниченного умишка!
Дед отнимает от груди трубку, растерянно смотрит на нее и, не объясняя собеседнику, в чем дело, кладет ее на аппарат, тоже сбитый коробкой и лежащий боком на диване.
— Джесси!.. — Он с мольбой вскидывает руки, но тут о чем-то задумывается и опускает их. — А откуда ты… взялась? Ты что, уволилась с работы?
— Не твоего ума дело! — кричу я, содрогаясь от гнева и досады.
Дед поднимается с дивана. Его лицо искажается страданием, но мне его ничуть не жаль.
— Подожди… Давай поговорим! — Он опять простирает ко мне худые руки.
— Больше никогда — слышишь, никогда! — не смей совать нос в мои личные дела! — воплю я, делаясь отвратительной сама себе, но чувствуя, что злоба сильнее меня. — Устраивай счастье кого угодно, а обо мне вообще забудь! — Срываюсь с места и бегу прочь, почти не замечая, что глаза уже щиплет от растекающейся туши.
Дед надрывно кричит мне вслед:
— Меня волнует только ваше счастье — Терри и твое! Я хотел как лучше! Неужели ты не понимаешь?!
Слетаю вниз по ступеням крыльца и заскакиваю в машину.
Дед выбегает на порог и кричит еще надсаднее:
— Ну прости меня, старого дурака! Пожалуйста, не уезжай!
Завожу мотор, давясь горючими слезами.
— Терри убьет меня! — стонет дед. — За что мне такое наказание?! — Он заламывает руки, но я, так как совсем потерялась и вмиг лишилась всего, не могу и не хочу внимать его мольбам.
Выезжаю со двора и, не оглядываясь и содрогаясь от немых рыданий, мчу прочь.
— Джесси-и-и!.. — звучит на всю улицу раскатистый стариковский голос.
— Нет, — цежу я сквозь стиснутые зубы. — Никакой Джесси у вас больше нет.
Не знаю, как я умудрилась ни в кого не врезаться, не помню, как доехала и почему подалась именно сюда. Наверное, я гнала на повышенной скорости, не исключено — пугала народ. Так или иначе, меня не оштрафовали и, по-моему, не собираются. И никто не пострадал, что важнее всего.
Выхожу из машины, кипя от злобы, и устремляюсь к центральному входу в универсам.
Это мелкооптовый магазин, торгующий всякой всячиной. Когда Каролина сюда устроилась, ее посадили в стеклянную будку, откуда она делала объявления о скидках и спецпредложениях. Через год ей посчастливилось перебраться в отдел косметики, где теперь она не девочка «принеси-подай», а что-то вроде заведующей и занимается в основном тем, что бесплатно делает покупательницам макияж, дабы они, восхитившись, накупили помад, тональных кремов и румян. По сути, мы теперь в одной сфере. Но обсуждать скрабы для тела и охлаждающие бальзамы для ног уж точно не будем. Во всяком случае, сегодня.
Порывом ветра проношусь мимо скучающего на входе охранника Фрэнка.
— Эй, Джесс, привет! — кричит он мне вслед, но я даже не оглядываюсь.
Подлетаю к стойке, изогнутой в виде перевернутой буквы U, останавливаюсь прямо перед ней и, приковывая к подруге грозный взгляд, перевожу дыхание.
Она стоит ко мне спиной и красит тощую самодовольного вида шатенку.
— Теперь закройте правый! — журчит необычайно ласковый голос моей подруги.
— Каролина! — зову я.
Она вздрагивает, чуть не подпрыгивая от испуга, ее рука с аппликатором для нанесения теней дергается, и от глаза к виску покупательницы пролегает дорожка цвета «мокрый асфальт».
— Ой! — Каролина хихикает. — Небольшое отклонение от заданного курса. — Она поворачивается в мою сторону, бросает на меня испуганный взгляд, что-то говорит одними губами, берет ватный шарик и снова сосредоточивает внимание на клиентке. — Но мы его в два счета устраним! — дурацки радостным голосом, будто клоун, явившийся повеселить детсадовцев, произносит она.
Я прохожу дальше и становлюсь так, что Каролина может видеть меня, не поворачивая головы.
— Нам надо поговорить! — требовательно восклицаю я.
— Вот так, — тем же идиотским тоном произносит она, обращаясь явно не ко мне, а к клиентке. — Сверху светло-серый, во внешнем уголке — темный. Сейчас проведем карандашиком черточку…
— Я все знаю! — выпаливаю я.
Каролина на миг застывает с карандашом в руке.
— Гм… ты о чем?
— О вашем гнусном плане, о том, что вы хором порешили, что я дура, марионетка!
Клиентка возмущенно смотрит в зеркало на мое отражение. Каролина это замечает и с широкой улыбкой, какой может по праву гордиться вся индустрия торговли, поднимает вверх руку с карандашом.
— Исключительно мягкий и качественный. Благодаря новейшей технологии пользоваться им очень легко, а линии не стираются и…
— Вы продумали все до мелочей, подстроили этот глупый праздник, даже насчет Флориды решили все вместе! — обвинительным тоном выпаливаю я.