Она была уверена в полнейшей беспристрастности своих размышлений и своего замысла и ни за что не признала бы, что в них содержится хотя бы элемент торжества. Она считала, что ее замысел призван выявить истину, только и всего. Он был прост и надежен - этот замысел. В нем слились материнская любовь и боль с прозорливостью, учительская назидательность с холодной логикой исследователя. И еще... Она ни за что не призналась бы даже себе самой, что там были и затаенные надежды - надежды на невозможное. Да, ее замысел был прост и ясен для многих людей, и потому весь зал мгновенно притих, когда она спросила у сигома:
- Ты узнаешь меня?
"Не зря все мы так уважали Екатерину Михайловну, - подумал Вахрамцев. Она рассчитала безошибочно: если Продолжатель мог самостоятельно сочинить стихи ее сына, то должен узнать ту, которую погибший знал с колыбели..."
Люди напряженно ждали, что ответит сигом. От щек немецкого инженера из Кёльна отлила кровь, и на них яснее проступили склеротические прожилки, английская леди тяжело оперлась на острое плечо своего супруга, чья-то лохматая рыжая голова вытянулась на тонкой шее и замерла. Даже веселые молодые люди перестали шутить, словно разом утратили свою беспечность...
Сигом быстро шагнул к Екатерине Михайловне. Так быстро, что успел поддержать ее, когда она покачнулась, услышав его ответ:
- Да, мама.
Он улыбнулся и провел своей необычайно чуткой ладонью по ее волосам. И ей показалось, что частица колоссальной силы этого непостижимого существа передалась ей. Сейчас Екатерине Михайловне не ладо было напрягать память и сравнивать - его улыбка, без сомнения, была Бориной улыбкой, в его голосе звучали знакомые интонации. Конечно, ей хотелось знать, как может одно существо вмещать в себя столько человеческих сущностей, как они уживаются в нем - такие разные, но об этом она его спросит наедине, как спросила бы родного сына. Она выпрямилась и сказала, указывая на других людей:
- Поговори с ними. Я подожду.
В зале стало шумно и непринужденно, словно кто-то снял напряженность. Екатерина Михайловна заметила своих знакомых по аэробусу. Они проталкивались сквозь толпу, чтобы оказаться поближе к сигому. Это было не так-то просто сделать. Немец энергично работал локтями, англичане продвигались по проложенному им коридору, как баржи вслед за ледоколом. Они были уже совсем близко от Екатерины Михайловны, полностью занятые проталкиванием. А она во все глаза смотрела на них, пораженная тем, как они помогают друг другу. Она услышала - инженер из Кёльна сказал англичанину, с восхищением глядя на Продолжателя:
- Прекрасное лицо у парня!
Пожалуй, и тон был чересчур сентиментальный, и словечко "парень" вовсе не подходило к сигому, но отчего-то англичанин не отвел взгляда, не проворчал, как обычно, а кивнул в ответ:
- Таким я бы хотел видеть своего сына. Они понимающе улыбнулись друг другу и снова приковали свои взгляды к Продолжателю.
Екатерина Михайловна едва пробилась сквозь толпу к академику Туровскому.
- У меня вопрос к вам. - Вот как, ко мне? - удивился Туровский, и седой хохолок над его лбом настороженно качнулся в сторону, - Что ж, пожалуйста, спрашивайте. Если только смогу...
Он не мог простить ей и себе, что раньше смутился под ее взглядом. "Ну что в ней особенного? Обыкновенная пожилая женщина с уставшим лицом. И вопрос задаст традиционный: "А не кощунственно ли то, что вы сделали, что сотворили, по отношению к родным и близким погибших?" И снова придется объяснять, что сохранение и восстановление человеческой личности главнейшее дело общества. Иначе оно превратится в толпу, в стадо, которое можно с одинаковым успехом погнать на водопой, на игру, на бойню. Поймет ли она правильно мои слова?"
- Продолжатель - по вашему замыслу - единственное предназначение сигом а?
- Ах, вот вы о чем, - удивленно прищурился на нее академик. - Ну, как вам сказать...
А Екатерина Михайловна впервые забыла о педагогическом такте. Она не слушала ответ академика. Она продолжала напряженно думать, волноваться, вспоминать и заново переживать чувства, вызванные ответом сигома, и снова возвращалась к своей догадке. Конечно, продолжить дела погибших очень заманчиво. Она представила, как изменился бы мир, если бы были реализованы мечты всех безвременно ушедших из жизни, какую утраченную духовную энергию можно было бы вернуть, какие возможности использовать, какие надежды возродить... И все-таки Продолжатель - не единственное предназначение сигома. Имелось другое скрытое и не менее важное, о котором почему-то умалчивает хитрец с задорным седым хохолком, похожим на петушиный гребень. Она снова нашла взглядом своих знакомых по аэробусу. Они уже разговаривали с сигомом, и вот англичанин довольно подмигнул немцу, как бы говоря: "Глядите, что знает и умеет этот молодец!" И немец гордо улыбнулся в ответ, словно похвалили его сына или брата. А Екатерина Михайловна совсем некстати вспомнила своих соседей по прежней квартире: как они ссорились, расходились и как мгновенно мирились в присутствии любимого сынишки.
"Что это со мной происходит? Что за нелепые сравнения лезут в голову?! возмущалась она, но глаз не отводила, думала: - Нет, что бы там ни говорили, Продолжатель - не единственное и даже не важнейшее назначение моего сына..."