Они с Коннором вышли со своим кофе и папиросами на заднюю террасу, и Джо последовал за ними. Во дворе он забрался на дерево, поскольку знал, что ему это делать не разрешается, но что братья закроют на это глаза.
Коннор и Дэнни были очень мало похожи друг на друга. Когда они сообщали новым знакомым, что они братья, многие считали это шуткой: Дэнни — высокий, темноволосый и широкоплечий, Коннор же — блондин среднего роста, в точности как отец. Впрочем, Дэнни унаследовал от отца голубые глаза и чувство юмора, тогда как карие глаза Коннора и его нрав — суетливая предупредительность, маскирующая упрямство, — достались ему от матери.
— Папа говорит, ты вчера на корабле был?
Дэнни кивнул:
— Верно, был.
— Я слышал, там больные солдаты.
— Утечка информации. В этом доме всюду дыры, как в гудзоновских шинах, — вздохнул Дэнни.
— Ну, я же все-таки служу у окружного прокурора.
— Ты-то у нас приближен к кругам, да, — фыркнул Дэнни.
Коннор нахмурился:
— И насколько дело плохо? Я про солдат.
Дэнни опустил взгляд на папиросу, покатал ее между большим и указательным пальцем.
— Довольно плохо.
— А что с ними такое?
— Тебе честно? Не знаю. Может быть, инфлюэнца, пневмония или какая-нибудь дрянь, о которой никто не слышал. — Дэнни пожал плечами. — Надеюсь, с солдат она ни на кого не перекинется.
Коннор прислонился к перилам:
— Говорят, скоро все это кончится.
— Война? — Дэнни кивнул: — Ну да.
На мгновение у Коннора сделался неловкий вид. Восходящая звезда окружной прокуратуры, он всегда горячо поддерживал вступление Америки в войну, но при этом как-то ухитрился избежать призыва. Оба его брата отлично знали, кто в их семье обычно организует это «как-то».
Джо крикнул:
— Эй, там, внизу! — И они, подняв глаза, увидели, что он добрался до предпоследней ветки.
— Голову разобьешь, — предупредил Коннор. — Мать тебя пристрелит.
— Не собираюсь я ее разбивать, а у мамы нет пистолета.
— Она у папы возьмет.
Джо замер, словно обдумывая это предположение.
— Как Нора? — непринужденно поинтересовался Дэнни.
— Спроси у нее сам. Она странная девчонка. С мамой и папой такая смиренница, правда? А тебя она не пыталась обращать в большевизм?
— В большевизм? — Дэнни улыбнулся. — Еще чего не хватало.
— Ты бы послушал, Дэн, как она толкует о правах рабочих, о женском равноправии, о бедных иммигрантских детях на фабриках и прочее, и прочее. Наш старик с ума сойдет, если ее когда-нибудь услышит. Но это все переменится, имей в виду.
— Вот как? — Дэнни усмехнулся при мысли, что Нора может перемениться. Упрямая Нора, которая предпочтет умереть от жажды, если ты ей прикажешь: «Пей». — И как же это произойдет?
Коннор повернул голову, глаза у него смеялись.
— А ты не слышал?
— Да я по восемьдесят часов в неделю работаю. Видимо, упустил какие-то слухи.
— Я собираюсь на ней жениться.
У Дэнни пересохло во рту. Он прочистил горло:
— Ты ей сделал предложение?
— Пока нет. Но я поговорил об этом с папой.
— Значит, с папой поговорил, а с ней нет.
Коннор пожал плечами и снова ухмыльнулся до ушей:
— А что ты удивляешься? Она красавица, мы с ней ходим в кино и на всякие представления, а у мамы она уже научилась готовить. Она будет отличной женой.
— Кон… — начал Дэнни, но младший брат предостерегающе поднял руку:
— Дэн, я знаю, между вами… что-то было. Я не слепой. Вся семья знает.
Для самого Дэнни это была новость. Над их головами Джо сновал по дереву, точно белка. Становилось прохладно; череду ближних домов укутывал мягкий сумрак.
— Дэн, ты слушаешь? Потому я тебе и рассказываю. Хочу узнать, как тебе это.
Дэнни привалился к перилам:
— А что у нас с Норой, по-твоему, «было»?
— Ну, я не знаю.
Дэнни кивнул. И подумал: она за него никогда не выйдет.
— А если она скажет «нет»?
— С чего бы ей говорить «нет»? — Коннор воздел руки, услышав столь нелепое предположение.
— Большевички непредсказуемы.
Коннор рассмеялся:
— Я же говорю, все переменится. Почему бы ей не сказать «да»? Мы проводим вместе все свободное время, имей в виду. Мы…
— Да-да, в кино ходите. Человек, с которым посещаешь увеселительные заведения. Это совсем другое дело, это не…
— Что — не?
— Не любовь.
Коннор сощурился.