Дэнни пожал плечами:
— Красные не особенно мне досаждают. Мне кажется, по большей части они безобидные. Они печатают свои газетки, а ночами слишком много пьют и беспокоят соседей, когда принимаются громко петь про Троцкого и Россию.
— Судя по всему, в последнее время положение изменилось, — заметил Эдди. — До нас дошли слухи.
— О чем?
— О планах крупномасштабного мятежа, который будет сопряжен с актами насилия.
— Когда это ожидается? И что именно? — спросил Дэнни.
Отец покачал головой:
— Эту информацию не позволено разглашать без крайней необходимости, а тебе пока нет необходимости ее знать.
— В свое время узнаешь. — Эдди Маккенна одарил его широкой улыбкой. — Мы планируем операцию, которая должна сорвать планы радикалов, Дэн. И нам нужно твердо знать, на чьей ты стороне.
— Ага, — пробормотал Дэнни, еще не уяснив себе, к чему они клонят.
Томас Коглин откинулся назад, в сумрак, сигара в его пальцах потухла.
— Нужно, чтобы ты сообщал нам, что происходит в клубе.
— В каком клубе?
Коглин-старший нахмурился.
— В Бостонском клубе? — Дэнни взглянул на Эдди Маккенну. — В нашем профсоюзе?
— Это не профсоюз, — возразил Маккенна. — Он лишь пытается им быть.
— И мы не можем этого допустить, — вставил отец. — Мы полицейские, Эйден, а не простые трудящиеся. Мы должны придерживаться принципов.
— Каких принципов? — спросил Дэнни. — «К чертям рабочих»? — Он еще раз обвел глазами комнату, всех этих мужчин, собравшихся тут в воскресный денек. Его взгляд упал на Стидмена. — А у вас в этом деле какой интерес?
Стидмен мягко улыбнулся:
— Интерес?
Дэнни кивнул:
— Я просто стараюсь понять, что вы-то здесь делаете.
Стидмен побагровел, скосил глаза на сигару, челюсть у него тяжело задвигалась.
Вступил Томас Коглин:
— Эйден, не следует говорить со старшими в таком тоне. Не следует…
— Я здесь, — Стидмен поднял на него взгляд, — потому что рабочие этой страны забыли свое место. Они забыли, мой юный мистер Коглин, что находятся на службе у тех, кто платит им жалованье и кормит их семьи. Вы знаете, к чему могут привести всего десять дней забастовки? Всего десять дней?
Дэнни пожал плечами.
— Они могут привести к тому, что средний бизнес начнет банкротиться. А массовые банкротства вызывают обрушение рынка. Кредиторы теряют деньги. Много денег. И им приходится сокращать собственный бизнес тоже. Банки теряют деньги, вкладчики теряют деньги, их компании теряют деньги, гибнут предприятия, в итоге забастовщики все равно теряют работу. Поэтому сама идея профсоюза имеет в основе своей червоточину, поэтому не пристало разумным людям обсуждать ее в приличном обществе. — Стидмен отпил бренди. — Я ответил на ваш вопрос, юноша?
— Не совсем понимаю, как приложить ваши рассуждения к государственному сектору.
— Для этого сектора они втрое вернее, — ответил Стидмен.
Дэнни натянуто улыбнулся и повернулся к Маккенне:
— Что же, Служба особых отрядов теперь преследует профсоюзы, Эдди?
— Мы преследуем подрывные элементы. Тех, кто представляет угрозу обществу. — Он расправил широкие плечи, глядя на Дэнни. — Мне нужно, чтобы ты где-то набрался опыта. Лучше начинать на местном уровне.
— В нашем профсоюзе.
— Это вы его так называете.
— А при чем тут «мятеж с актами насилия»?
— Для тебя такая операция — своего рода ближний рейд, — объяснил Маккенна. — Ты поможешь нам выяснить, кто там всем заправляет, и тогда мы сможем посылать тебя за крупной дичью.
Дэнни кивнул:
— Что мне за это будет?
Отец наклонил голову, глаза у него сощурились, превратившись в щелочки.
Мадиган, замначальника полиции, произнес:
— Не знаю, необходимо ли сейчас…
— Что тебе за это будет? — промолвил отец. — Если успешно справишься с обоими заданиями — с Клубом, а потом еще и с большевиками?
— Да.
— Золотой значок. — Отец улыбнулся. — Ты ведь рассчитывал на это?
Дэнни чуть не заскрипел зубами:
— Предложение или делается, или нет.
— Если ты принесешь нам необходимые сведения о так называемом полицейском профсоюзе. А потом внедришься в группу радикалов по нашему выбору и добудешь информацию, которая позволит предотвратить готовящийся акт насилия… — Томас Коглин взглянул на Мадигана, потом снова на Дэнни. — В таком случае мы сделаем тебя первым претендентом на повышение.
— Я не хочу быть претендентом. Я хочу золотой значок.
Спустя какое-то время отец заметил: