Капсула опустилась на крышу небоскреба, напоминающего ребристый белый цилиндр. Герман вышел из машины и, сделав несколько шагов, оказался в кабинке лифта, которая унесла его вниз, на сорок шестой этаж.
Дверь квартиры мягко скользнула в сторону.
– Добрый вечер, хозяин! – приветствовал его Юлиус, шагнувший навстречу из ниши в стене. Герман буркнул что-то в ответ и, оставив ботинки накинувшемуся на них чистильщику, прошел в гостиную. Он не мог сказать, когда именно безобидный домоправитель начал его раздражать. Но антипатия усиливалась с каждым днем.
– Что-то не так, хозяин? – бархатистым голосом осведомился андроид.
Герман бросился на диван и, заложив руки за голову, уставился в мертвую серую телестену.
– Не так! – резко ответил он. – Ты… Ты… Мне не нравится, как ты выглядишь. Надоел! Потрудись принять другой облик.
– Какой? – учтиво спросил дворецкий.
– Не знаю… Не такой, как сейчас! Войди в Сеть, посмотри каталоги, выбери модель посимпатичнее, закажи… Я не обязан все разъяснять!
– Завтра, когда вы будете на работе, я этим займусь, – заверил андроид. – Что приготовить на ужин?
– Я еще не думал над этим. Потом… Уйди, Юлиус, я не в духе!
Дворецкий поклонился и вышел из зала.
Конечно, отыгрываться на андроиде было в высшей степени неумно. Искусственный дворецкий, одетый в строгую темно-синюю униформу, не имел ни одной мыслительной ячейки. Он являлся всего лишь рабочим органом, «руками» подлинного Юлиуса – набора молекулярных схем, вмонтированного в одну из стен гостиной. Но сейчас Герману, как никогда, требовался мальчик для битья.
Недовольство сложившимся порядком вещей копилось годами. Когда-то Герман был неплохим молектронщиком. Разрабатывать все более изощренную начинку для искусственных мозгов было и престижно, и безумно интересно. Убеждаясь, что очередная выстраданная им схема работает, он радовался, как мальчишка, которому удалось-таки чмокнуть в губы сказочно красивую, но невероятно заносчивую соседскую девчонку. Однако потом нашлись еще более светлые головы. И придумали машины, которые уже не только помогали человеку думать, но взяли на себя труд думать за него.
События развивались стремительно, сменяя друг друга, как фантастические узоры в гигантском калейдоскопе. И вот машины изобретают другие машины, а заодно – тысячи удобных предметов, чудесных устройств и приспособлений для своих избалованных хозяев. А он, Герман, гомо сапиенс, высшее существо во Вселенной, на тридцать пятом году жизни сидит в прозрачном яйце и следит за дурацкой красной полоской…
Герман вскочил и подошел к окну. Внизу неистовствовала реклама, а прямо перед глазами возвышалась зеркальная стена соседнего небоскреба. Она отражала шедевры видеопластики, вспухающие в воздухе, как разрывы многоцветного салюта. Герман нажал кнопку на подоконнике и, убедившись, что тонкий лист супергласса ушел вверх, наполовину высунулся из окна. Головокружительная высота! Он представил себе, как его тело, нелепо кувыркаясь, полетит вниз, навстречу буйству красочных миражей. И, достигнув поверхности призрачного моря, утонет в нем…
Герман в ужасе отшатнулся. «Идиот, трижды идиот! Что это на тебя нашло? Ты еще не знаешь, что такое настоящая безысходность. У тебя есть то, ради чего стоит жить!»
Он схватил ви-фон и вызвал Елену.
Та, казалось, только и ждала его звонка.
– О, привет! Как дела?
– Слушай, ты можешь приехать? Прямо сейчас?
– Да, конечно. А что случилось?
– Ничего. Просто мне плохо. Пожалуй, никогда еще не было так паршиво…
– Еду! – Елена была натурой порывистой и не любила долго размышлять.
Как всегда, она не вошла в квартиру, а впорхнула – этаким задорным жизнерадостным воробушком. Мигом скинула полупрозрачный аквамариновый плащ, швырнула его высунувшемуся из стены гардеробщику, бросила «Привет!» стоящему навытяжку Юлиусу и только затем переключилась на Германа.
– Ну? Что стряслось? Таким убитым я тебя еще не видела. На работе что-нибудь?
Он притянул ее к себе, обнял одной рукой за плечи, а пальцы другой погрузил в пышную прическу, напоминающую венчик белоснежной махровой хризантемы.
– Со мной творится что-то жуткое, – сказал он и тут же ощутил, как плечи Елены вздрогнули. – Мерзкая, засасывающая пустота. Жить не хочется. Ты знаешь, я только что… – Герман запнулся.
Она отстранилась от него и резко вскинула голову, всколыхнув пушистое облачко ухоженных волос – казалось, что «лепестки хризантемы» вот-вот разлетятся по квартире белой метелью. На Германа смотрели широко раскрытые серые глаза – ее неповторимые, волшебные глаза, способные в минуты нежности вмещать в себя целый мир.