Леонса выбрала дорогу, которая пролегала среди полей, дремавших под утренним солнцем. Затем они поехали по извилистой тропе и оказались в лесу, который всколыхнул в душе Хейвига воспоминания о лесе Моргана. Запах свежескошенного сена смешивался с запахом прелых листьев и сырого мха. Было тепло, но свежий ветерок шевелил листву и заставлял плясать солнечные зайчики в траве и на лице. Вверху между веток шныряли белки. Глухой стук копыт эхом отдавался в тишине леса.
По пути она расспрашивала его, и он с готовностью отвечал. Какой мужчина откажется рассказать о себе привлекательной женщине? Особенно, когда для нее твое прошлое кажется непостижимым. Языковой барьер рухнул. Она была здесь недавно, всего год, если учитывать путешествия во времени, но уже сносно говорила по-английски, особенно сейчас, когда не была возбуждена. К тому же, он привык к особенностям ее произношения.
— Значит, ты из Высоких Лет? — вздохнула она, наклонилась в седле и погладила его руку.
— Что ты называешь этим именем? — спросил Хейвиг. — Эпоху перед Судным Днем?
— О, это когда люди научились летать к луне и к звездам, — он понял, что несмотря на свои внушительные размеры, эта девушка еще совсем юна. Ее раскосые глаза излучали свет, когда она смотрела на него. Они буквально светились под ее рыжими волосами, которые сегодня были причесаны и затянуты лентой.
«Когда мы сами себя осудили на смерть и подписали приговор», — подумал Хейвиг. Но он не стал говорить это вслух.
— А ты, кажется, пришла из более благополучного времени, — сказал он.
Она улыбнулась, потом сразу сделалась задумчивой, потерла подбородок и долго смотрела на уши своей лошади. Наконец она сказала:
— И да, и нет. Думаю, что и у тебя так же.
— Может, ты мне объяснишь? Я слышал, что ты из будущего, но больше ничего не знаю.
Она кивнула, и волны розового света прокатились по ее волосам.
— Примерно сто пятьдесят лет. Народ Гласьер.
Когда они въехали в лес, им стало невозможно передвигаться рядом. Она поехала впереди, а Хейвиг сзади, восхищаясь ее грациозной посадкой в седле. Она рассказывала, изредка поворачиваясь и посылая ему солнечную улыбку.
По ее описанию своей родины он узнал гористую и красивую местность, известную ему сейчас как Гласьер и Ватертон Парк. Сейчас ее предки находились где-то в восточной части, оттесненные ордами монголов, захватывающих пространства для своих стад. Они были больше охотники, чем фермеры, изредка грабили соседние племена, торговали мехами, кожей, шкурами. Пока что они не были объединены и жили замкнутыми кланами.
Но со временем их численность и территория увеличится, и тогда без твердой организации, без законов им не обойтись. Дикие люди перестают быть дикими, когда преимущества закона и порядка входят в их умы. Несомненно, их вождь Инджун Самель, который начнет вколачивать им новые понятия, разобьет много голов.
— Когда я оставила свою родину, — говорила Леонса, — все уже было спокойно. Монголы ушли, и мой народ продолжал торговать и воевать с соседями. Причем все больше и больше он стал заимствовать от них. Как я узнала, через сотню лет после моего ухода Гласьер объединился с Союзом Норвес. Но я не хочу возвращаться к ним.
— Мне кажется, что здесь ты тоже ведешь довольно суровую жизнь.
— Могло быть и хуже. Да и не в этом дело. Я могла бы уйти и в другую эпоху… Вот мы и приехали.
Они привязали лошадей на небольшой лужайке. Вокруг них склонились деревья, шелестя листвой. В густой траве мелькали поздние одуванчики. Леонса распаковала пакет с провизией, огромное количество разнообразных фруктов и сэндвичей. Хейвигу этого количества еды хватило бы на неделю.
Сначала они решили выпить и немного отдохнуть. Леонса села, прислонившись к стволу дерева, и разлила вино в серебряные стаканчики.
— Продолжай, — напомнил он. — Я хочу услышать о тебе.
Ее ресницы затрепетали. Он заметил легкие морщинки на лице.
— А, ничего интересного для тебя, Джек.
— Пожалуйста, мне интересно.
Она радостно рассмеялась. И все же история, которую она рассказала, была скорее печальной, чем веселой.
В роду Гласьер существовали традиции равенства между полами, которые либо никогда не умирали, либо возродились в ту эпоху. Женщины, как и мужчины, ходили на охоту, участвовали в сражениях. Разумеется, существовала и некоторая специализация. Мужчины выполняли тяжелую работу, требующую физической силы, а женщины делали то, что требовало терпения, усидчивости. Кроме того, прерогативой женщин было то, что Леонса называла скулой: предсказания, толкование снов, чтение и письмо, лечение некоторых болезней, изгнание злых духов. И еще… напускание тумана на глаза, наведение порчи.
И никто из женщин не делал тайны из своего умения.
Ее отец был (или будет) воином по имени Вольфскин-Джем. Он погиб во время нападения враждебного клана Лафи. Его жена Онда вместе с детьми спаслась и нашла убежище в клане Донналь. Затем последовали годы войн и интриг. И только потом остатки Раньянов нашли союзников и после кровопролитного сражения вернулись в свою страну. Леонса, шпионка во времени, играла ключевую роль в этой войне. И она неизбежно стала новой Скулой племени.
Сначала она внушала друзьям не ужас, а почтение. Она жила и развлекалась, как все остальные юноши и девушки. Но постепенно дар выделил ее из всех, окружил благоговейным трепетом. И, обладая такой Скулой, Вахорн приобрел могущество среди других кланов.
А Леонса стала совсем одинокой. Все ее сверстницы выходили замуж, и постепенно она осталась одна с Ондой в старом вигваме Джема. У нее были любовники, как это принято среди незамужних, но ни один не просил ее стать женой, словно она была нечто неприкосновенное, запретное. А затем даже любовники оставили ее. Нет, они иногда приходили, но приходили искать совета, а не наслаждения. Разочаровавшись в дружбе, Леонса стала требовать, чтобы ее брали в разбойничьи набеги на соседей. В этих набегах погибали люди, и она уже не раз слышала, что ее соплеменники требуют, чтобы она заколдовала их от смерти. Ведь она наверняка может, ведь она же Скула… или не хочет? Затем умерла Онда.
Вскоре прибыли разведчики во времени и нашли ее по слухам. Она с радостью и слезами приветствовала их. Вахорн больше никогда не увидит ее.
— О боже, — Хейвиг обнял ее за плечи. — С тобой поступили так жестоко.
— Там было так хорошо: охота, игры, лыжи, песни, — она выпила немного вина. — Я неплохо пою. Хочешь послушать?
— Конечно.
Она вскочила, вынула из сумки маленькую гитару и тут же вернулась обратно.
— Я также играю на костяной флейте. Но не могу же я играть на флейте и петь. Вот песня, которую я сочинила сама. Когда я была одинока, я все время сочиняла песни.
К его удивлению, пела она прекрасно. И те слова песни, которые он мог понять, наполняли его трепетом.
— Ну как? — спросила она, закончив.
— Прекрасно, — ответил Хейвиг. — А что ты еще умеешь делать?
— О, я умею читать и писать. Играть в шахматы. Конечно, здесь правила игры несколько отличаются от тех, что были у меня дома, но я быстро освоила их. Остин научил меня играть в покер, и я много выигрываю. И еще я умею шутить.
— Что?
Она улыбнулась и прижалась к нему.
— Я думала, мы пошутим после ленча, Джек, сладкий мой, — прошептала она. — Но почему бы нам не пошутить до и после? Ммм?
И вскоре он узнал, когда неописуемое наслаждение поглотило его, что еще одно слово к этому времени изменило свой первоначальный смысл.
— Вот так, — сказал он мне. — Мы жили вместе, пока я не покинул ту эпоху — несколько месяцев. И это было восхитительно. Мне нравилась эта девушка.
— Но ты не любил ее?
— Я — нет. Думаю, нет. Хотя, что такое любовь? Впрочем, оставим это, — он посмотрел в окно. Там была ночь. — У нее горячий характер, и она часто заводилась по пустякам. Еще больше ее злило то, что я не вступаю с ней в ссоры, — он потер усталые глаза. — Не похоже на мой темперамент, да, док? И, к тому же, я ревновал ее. Она спала со многими до того, как появился я. Она продолжала делать это и после, хотя и не так часто. Она просто не представляла, как можно не лечь в постель с мужчиной, если он тебе понравился. Естественно, она предоставила мне такую же свободу относительно других женщин. Но… мне она была не нужна.