Хейвиг очень хотел сказать, что он не желает входить в их число, пока там Уоллис, но сдержался. Он ждал продолжения.
— Да, в далеком будущем нас ждет награда. Мы найдем бессмертие, мы войдем в число богов…
Где-то вдали закаркала ворона. Трубные звуки угасли в голосе Уоллиса.
— Я надеюсь, ты будешь с нами, Джек. Надеюсь. Ты сделал много полезного для нас, до того как сошел с ума. Ты позволил нам широко внедриться в ту эпоху. Поверь мне, Калеб Уоллис помнит добро.
Разумеется, ты, подробнее узнав о нашей миссии, был шокирован. Но что ты скажешь о Хиросиме? Что ты скажешь о многих солдатах, твоих товарищах, Джек, которые были вынуждены умереть за американскую свободу? И ты противопоставил им эту гречанку, в которую ненароком влюбился.
Ты провел там несколько лет. И собрал много информации. Как насчет того, чтобы поделиться ею? И передать нам свои деньги? Этим ты заслужишь возвращение в наше братство.
Или ты хочешь раскаленное железо, щипцы для выдирания ногтей, свидание с теми, кто имеет огромный опыт заставлять людей тщетно мечтать о смерти? Я не позволю тебе быстро умереть…
Ночь сначала пришла в камеру, затем заглянула в окно. Хейвиг тупо смотрел на ужин, принесенный ему, пока тарелка не скрылась во тьме.
Он должен принять решение. Уоллис, возможно, врет о будущем Ээрии. Если Хейвиг не может сбежать отсюда, то должен присоединиться к ним в надежде, что добрый дух Ксении спасет его.
Ведь если, например, Уоллис узнал о психонаркотиках Маури и послал за ними людей…
Ну что же, Юлий Цезарь тоже отошел от своих принципов и заложил основы западной цивилизации, которая дала миру собор в Шартре, Франциска Ассизского, пенициллин, Баха, Билль о Правах, Рембрандта, астрономию, Шекспира, эмансипацию женщин, Джейн Адаме, следы человека на Луне, космос… и ядерную боеголовку, тоталитаризм, автомобили, Четвертый Крестовый поход… но в целом, с точки зрения бесконечности…
Может ли он, Джон Хейвиг, противостоять будущему во имя маленького обожаемого комочка праха?
Может ли он? Скоро придет слуга Уоллиса, чтобы просмотреть, записал ли что-нибудь Хейвиг на оставленный ему магнитофон.
Он, Хейвиг, должен помнить, что заслуживает бессмертия не больше, чем Дукас Манассис, Ксения или кто-нибудь другой…
И все же он не должен развязывать врагу руки, не должен давать ему возможности свободно ориентироваться в той эпохе. Пусть враги истратят на это хоть всю свою жизнь…
Чья-то рука коснулась его. Он с трудом вынырнул из объятий беспокойного сна. Мягкая ладонь зажала ему рот. И в темноте ночи послышался шепот Леонсы:
— Тихо, дурачок…
Вспыхнул луч фонарика. Он высветил металлический трос, затянутый на ноге Хейвига.
— Ах, — выдохнула она. — Вот как они тебя… Держи, — она протянула ему фонарик, но Хейвиг, сердце которого отчаянно колотилось, не мог держать его ровно. Леонса выругалась, взяла фонарик обратно и, зажав его в зубах, стала пилить трос напильником.
Глава 13
— Леонса, моя дорогая, ты не должна… — пробормотал он.
Она сердито проворчала что-то. Хейвиг покорно замолчал. Звезды смотрели в окно.
Когда трос был перепилен, он выпрямился. На ноге осталось металлическое кольцо. Она выключила фонарик, сунула его в карман: Джек успел заметить, что Леонса в джинсах, куртке, с ножом и пистолетом.
— Слушай, — прошептала она. — Ты переместишься вперед, в утро. Пусть они принесут тебе завтрак, а потом возвращайся сюда. Ты понял? Я хочу, чтобы они считали, что ты сбежал утром. Ты можешь перемещаться? Если нет, ты погиб.
— Я попытаюсь, — слабо сказал он.
— Хорошо, — она коротко поцеловала его. — Иди.
Хейвиг стал медленно перемещаться вперед во времени. Когда за окном стало совсем светло, он остановился, аккуратно поправил перерезанный трос, чтобы не был заметен разрез, и стал ждать. Никогда еще время не тянулось так медленно.
Вскоре пришел охранник с кофе и едой.
— Привет, — со сдержанным спокойствием поздоровался Хейвиг.
Охранник бросил на него суровый взгляд и предупредил:
— Ешь быстро. Тебя ждут для разговора.
Хейвиг с ужасом подумал, что охранник останется в камере. Но тот ушел. Когда дверь закрылась, Хейвиг в изнеможении сел. Ноги не держали его.
Леонса… Он глотнул кофе. Воля и силы вернулись к нему. Когда он вернулся в нормальное время, то услышал хриплый шепот:
— Ты можешь перемещаться? Если нет, ты погиб.
— Я попытаюсь.
— Хорошо, — пауза. — Иди.
Он услышал легкий шелест воздуха, заполняющего вакуум, где он только что был, и понял, что исчез.
— Где я? — тихо спросил он.
Она, вероятно, видела в темноте лучше, чем он, так как сразу подошла к нему.
— Все о’кей?
— Да. Вероятно.
— Не болтай, — сказала она. — Возможно, они решат проверить и это время. Держись за меня, и полетим в прошлое. Не торопись. Я буду приспосабливаться к тебе.
В тренировки людей Ээрии входило и совместное перемещение, когда партнер, ощущая скорость перемещения другого, увеличивал или уменьшал свою хронокинетическую энергию.
Прошло несколько суток. Дверь в камере не была заперта. Они спустились по лестнице, прошли через двор и вышли в ворота, которые в то время всегда были открыты. Вскоре они оказались в лесу и стали перемещаться в прошлое, останавливаясь для отдыха только по ночам.
Страдая от усталости и горя, Хейвиг едва поспевал за Леонсой. Она освободила его. Освободила ли?
Она действительно подарила ему свободу. Ему только требовалось время, чтобы поверить в это.
Они сидели в лесу. Было лето. Колумб еще не родился. Гигантские деревья сплетались друг с другом, образуя непроходимую чащу. Их густые запахи заполняли воздух. На земле лежала плотная тень. Где-то барабанил дятел. В очаге, сложенном из камней, горел огонь. На нем жарился глухарь, которого принесла Леонса.
— Я никогда не думала, — сказала она, — что мир был так чудесен до того, как люди испакостили его машинами. Я больше не мечтаю о Высоких Годах, когда люди летали в космос. Я там побывала, с меня достаточно.
Хейвиг, прислонившись к стволу дерева, испытывал странное ощущение «дежа вю» — уже виденного. И он сразу понял причину: через несколько тысячелетий он и она… Он посмотрел на нее более внимательно. Ярко-рыжие волосы, собранные в узел, померкший загар, мальчишеская одежда на сильном теле — она, казалось, появилась прямо из его времени. В ее английском совершенно исчез акцент родного языка. Но она и сейчас была всегда вооружена, и ее опасная кошачья грация осталась при ней.
— Сколько времени ты там была? — спросил он.
— После того, как ты бросил меня в Париже? Три года. — Она наклонилась и перевернула птицу на углях.
— Прости. Я поступил жестоко. Почему ты решила освободить меня?
Она нахмурилась.
— Я хотела, чтобы ты рассказал мне, что произошло.
— А ты не знаешь? — с удивлением воскликнул он. — Но если ты не знала, за что меня арестовали, как ты могла освободить меня?
— Ты расскажешь мне?
Он стал говорить без лишних подробностей. Ее раскосые глаза внимательно смотрели на него, хотя на лице ничего не отражалось. В конце концов она сказала:
— Ну что же, кажется, я поступила правильно.
Он подумал, почему? Вряд ли бы она протестовала против убийства и грабежей…
Она заговорила, как бы отвечая на его мысли:
— Если бы борьба была честной: сила против силы, ум против ума… Но эти шакалы… они напали на беспомощных. И больше для развлечения, чем для наживы, — она с хищным видом ткнула ножом птицу. Жир стал капать на раскаленные угли. Вспыхнули языки желтого пламени.
— Кроме того, какого черта мы должны помогать машинам вернуться в мир? Чтобы люди могли назвать Калеба Уоллиса богом?
— Когда ты узнала, что меня схватили, почему ты решила освободить меня? Почему пошла на открытый бунт против Уоллиса?
Леонса пожала плечами:
— Мы сможем наслаждаться жизнью вместе с тобой, не думая о том, что произойдет или должно произойти, — она внимательно посмотрела на него. — Это мы с тобой можем сделать. Найдем себе укромное местечко для житья… Ведь мы же не собираемся жить в Ээрии?