Волновал Настеньку вопрос и как одеться. Она спросила Александра Наумовича, в чём там ходят на Шпицбергене. Уж очень ей не хотелось выделяться среди других своей одеждой, но кадровик её успокоил:
– Вы особенно не волнуйтесь. На острове мы выдаём специальную одежду каждому сотруднику, так что вы там будете выглядеть вполне как все полярники. Ну, вы увидите в аэропорту возвращающихся из отпуска шахтёров. Их сразу можно узнать по одежде.
И точно. Когда они прибыли в Шереметьево-1 и прошли в отдельный зал для депутатов, где в этот раз собрались полярники, они выделялись своими одинаковыми тёмными полушубками и шапками, все почти друг друга знали, громко весело разговаривали. Можно было заметить, что многие навеселе. Ну, а как же, они возвращались туда, где у них всё есть, где хорошо платят за работу, где почти не о чем беспокоиться.
После таможенной проверки вещи сложили в одну кучу. Чемоданы и сумки Настеньки и Евгения Николаевича попали туда же. Когда и кто их взвешивал перед погрузкой на самолёт, они не знали, да это и не имело значения. Сопровождавший их Александр Филиппович просил о вещах не беспокоиться. Вылет был назначен на полдень. Со своими родными: сыном, бабушкой и сестрой Настенька попрощалась дома, а с друзьями за два дня до путешествия, так что провожатых не было. Отец с матерью опять были в зарубежной командировке.
Самолёт взлетел. Москва со своими площадями и высотными зданиями огромного города осталась далеко внизу, проглоченная постепенно облаками. Утомлённая проводами и расставаниями Настенька скоро уснула в кресле самолёта. Она попросила сидящего рядом Евгения Николаевича не будить её для приёма пищи. Проснулась от лучей заходящего солнца, прорвавшихся в иллюминатор самолёта.
Ряд, на котором они сидели, был впереди крыла самолёта, и перед глазами впервые попавшей в эти края путешественницы открылась восхитительная картина заснеженных гор с множеством вершин напоминавших острия пик. Они летели над Шпицбергеном, и Настенька сразу вспомнила прочитанную, готовясь к поездке, историю архипелага, где рассказывалось о том, как давным-давно голландский мореплаватель Уиллем Баренц, путешествуя по северным морям, наткнулся неожиданно на эту землю, буквально утыканную остроконечными вершинами гор, и потому назвал её Шпицберген, что в переводе означает земля остроконечных горных вершин. Глядя в маленькое круглое окошечко самолёта, Настенька могла убедиться в правильности данного Баренцем наименования.
Острые то ниже, то выше вершины перемежались с узкими тоже заснеженными долинами. А над голубой гладью фиорда проносилась тень самолёта, шедшего на посадку. Эта картина запечатлелась ярче всего.
Взлётно-посадочная полоса шла узкой прямой, как стрела, лентой, начинаясь почти от самого берега фиорда и останавливаясь на широкой площадке, которую и аэродромом трудно назвать в сравнении с гигантскими площадями на материке. Лайнер пробежал полосу, затормозил и подрулил к маленькому зданию аэропорта, напоминающим собой скорее ангар. А это и был ангар, но часть которого была отделена тонкой стенкой, и внутри она казалась похожей на сарай, заполненный толпой полярников, готовых к отправке на материк. Тут происходила смена составов.
Прибывшие отпускники обнимались с отъезжающими. Кто-то втихаря доставал водку и, чтобы не заметило начальство, разливал по рюмочкам или пили из горла за приезд одних и отлёт других, закусывая солёным огурчиком. Проделывалось это быстро, так как худощавый мужчина, одетый почему-то не как все в полушубок, а совсем иначе – в серое пальто и фуражку, озабоченно бегал по помещению и давал уже команду отъезжающим в посёлок Пирамида, садится в вертолёт, который только что приземлился поблизости от ворот аэродрома, разгоняя вокруг себя не выключенным пропеллером снег. Это был большой летательный аппарат МИ-8 тёмно-оранжевого цвета, прославленный надёжностью работы в любых климатических условиях. Его успешно используют как на юге, так и на севере.
Всё, что привезли с собой вновь прибывшие, выгрузили из самолёта прямо на выпавший совсем недавно снег, и те, кому предстояло лететь в посёлок со странным именем «Пирамида», подходили к вещам возле самолёта, выбирали свои чемоданы, коробки, баулы и несли к вертолёту, уже заглушившему двигатель. Можно было, конечно, все вещи сначала перевезти электрокарой в ангар, но это не имело никакого смысла, поскольку вертолёт приземлился совсем рядом с самолётом.
Настенька вышла из здания и с интересом наблюдала, как шахтёры торопливо носят свои вещи к заднему люку вертолёта, затем поднимаются в него по железной лесенке. Когда все оказались на месте, последним поднялся второй пилот – первый уже был за штурвалом, хорошо просматривавшимся сквозь стекло кабины – поднял за собой лесенку и закрыл дверь. Раздался гул взревевшего двигателя, лопасти закружились, опять раздувая остатки снега, и через несколько минут прогрева, когда по звуку пилоты определяют нормальность работы механизма, огромная машина подобно гигантской стрекозе оторвалась от земли, слегка зависла над нею и вдруг, словно сорвалась с цепи, понеслась, описывая широкий круг, в сторону залива, быстро удаляясь и уменьшаясь в размере, пока не превратилась совсем в маленькую точку и, наконец, скрылась за горой.