5.
Возвратившись в гостиницу, Настенька с разрешения Василия Александровича устроилась в его кабинете, чтобы познакомиться с папками переписки с иностранными фирмами и составить себе список их телефонов. Это ей казалось важным сделать уже сегодня, тем более, что завтра ожидался приезд группы компании «СПИТРА».
Ей показалось интересным то, как формировалось название этой компании. Прежде всего, удивило, что привычное на русском языке имя архипелага Шпицберген на английском языке произносилось и писалось Спитсберген. И вот первые три буквы использованы в названии компании Спитра. Полностью компания называлась Спитсберген Трэвэл Эйдженси, то есть Туристическое агентство Шпицбергена. Стало быть, следующие две буквы взяты из начала второго слова «Трэвэл», а последняя «А», понятное дело, явилось от третьего слова «Эдженси», где буква «эй» трансформировалась в «а». Вот и получилось звучное слово «СПИТРА». Если бы взяли для аббревиатуры только первые буквы слов, что часто делается при формировании наименования компании, то получилось бы по правилам английского произношения «ЭсТиЭй» или не по правилам – «СТА», что звучало бы, наверное, гораздо хуже.
Правда, – рассуждала Настенька, – известная авиакомпания «САС» является простой аббревиатурой полного названия «Скэндинэвиан Эарлайнс Систем» – «Система Скандинавских авиалиний». Тут тоже можно было бы удлинить название, например, «Скэнэрси», но так не придумали, оставив просто и тоже звучно «САС».
Ей нравилось думать над названиями фирм. Она же была лингвист по профессии. И это отвлекало от мыслей о Москве, о доме, о сыне. Пишущая машинка с английским шрифтом была перенесена сюда в кабинет шефа. Он был уютнее, с цветами и картинами на стенах. Солнце перешло на вторую половину небосвода и, находясь ещё над фиордом, заливало комнату своими яркими лучами, но не жарило, а слегка грело, что было приятно. Разложить на столе папки и выискивать названия фирм, её владельцев и телефоны было делом немудрёным. И машинка скоро застучала, выполняя свою задачу.
Увлёкшись работой, Настенька не заметила, как прошло время, и солнечные лучи, скользнув последний раз по потолку, исчезли. Она поднялась, разминая спину взмахами рук, и глянула в окно. Глазам её предстало такое великолепное зрелище, что захватило дух. Солнце опустилось вдалеке у Земли Принца Карла и почти касалось водного горизонта. Оно казалось огромным диском, никак не слепящим глаза, а напротив, своей красной окраской притягивало к себе, заставляя смотреть в восхищении на него и на выплеснувшиеся во всё небо и протянуто ползущие по нему перистые облака, окрашенные в красную краску, отражающиеся в воде более глубоким оттенком. И даже белые от снега горы порозовели, будто стыдились своей нечаянной красоты. Одни лишь чайки, с криками проносящиеся на фоне всего красного, сами не окрашивались, оставаясь белыми лоскутками, поскольку солнце было с другой стороны.
Не хотелось отходить от окна, но зазвонил телефон. Василий Александрович на проводе:
– Вы там не устали от трудов праведных, Настасья Алексеевна? Нельзя в первый день много работать. На ужин собираетесь? А то приходите к нам пить чай.
– Спасибо большое! – ответила Настенька, глядя на вложенный в машинку новый лист бумаги.
– Спасибо, да или спасибо, нет? – Прозвучал иронический голос.
– Да, нет.
– Так да или нет? Я не понял.
– Нет-нет. Спасибо! Я так наелась в обед, что ужинать не смогу. Это даже вредно, мне кажется. Я перед сном чай вскипячу.
– Вы, наверное, по натуре сова – любите поздно работать? А я жаворонок – рано ложусь спать и рано встаю.
– Early to bed and early to rise, makes a man healthy, wealthy and wise.
– Что вы сказали?
– Извините, это я английскую поговорку вспомнила. Она означает, что рано ложиться и рано вставать делает человека здоровым, богатым и мудрым. Или, как говорят на Руси, кто рано встаёт, тому бог даёт.
– Всё-то вы знаете, – рассмеялся Василий Александрович. – Ну, вы находите, что вам нужно?
– Да-да, спасибо. Разбираюсь пока.
Но разбираться ей долго не удалось. Когда стемнело, и только что Настенька включила свет, как в дверь постучали. Пришлось почти автоматически сказать: «Да-да, входите», словно это был её кабинет. Девушке и в голову не могло придти, кто может беспокоить хозяина кабинета в такое позднее время.
В дверь осторожно, почти боком вошёл Иван крестьянский сын. В высоких белых меховых сапогах-унтах, которые в Баренцбурге носят только вертолётчики, в чёрной кожаной куртке и в шапке, сдвинутой на затылок так, что из-под неё выглядывал клок чёрных волос, он, входя, начал извиняться: