Страшной угрозой надвинулась цинга (скорбут). Матрос Иван Инков, который раньше зимовал на берегу восточного Шпицбергена, порекомендовал своим товарищам жевать ложечную траву, которая часто встречалась на острове, пить ещё тёплую оленью кровь, вытекавшую из убитого животного, советовал, как можно больше двигаться. Эти средства помогли. Больше того, островитяне стали замечать в себе удивительную, небывалую подвижность. Так, Иван Инков, самый молодой из них, стал бегать с поразительной легкостью и быстротой.
Матрос Фёдор Веригин не смог преодолеть в себе отвращение к оленьей крови. К тому же он от природы был слишком неподвижен, медлителен, не мог активно противостоять болезни. Он заболел цингой раньше всех. Болезнь прогрессировала. Жестоко страдая, он слабел с каждым днём. Потом уже не мог ни подняться с постели, ни даже поднести руку ко рту. Товарищи кормили его, как малого ребёнка. Веригин умер зимой 1748 года. Эту смерть все тяжело переживали.
Островитяне вскоре оказались бы совершенно раздетыми, если бы не перешли на одежду из звериных шкур. Они спали на оленьих и песцовых шкурах, шкурами укрывались. Но шкуры надо было выделывать, дубить. Поморы вымачивали их в пресной воде, мяли и растирали размокшие кожи руками, покрывали их растопленным оленьим жиром, потом снова мяли, пока они не становились мягкими и гибкими.
Чтобы сшить одежду из меха или кожи, нужны были шило и игла. Пришлось их выковывать, обтачивать на большом камне. Огромного труда стоило просверлить игольные ушки, и всё-таки они не получались ровными и гладкими. Нитки (жилы) то и дело рвались в ушках.
Остров, пленивший поморов, довольно большой – 150-170 вёрст в поперечнике, лежит он между 77°25′ и 78°45′ северной широты, или, по выражению Леруа, «между концом третьего и началом четвёртого климата». Полярный день длится там четыре месяца.
Проблемой было и освещение в избе в тёмное время. Но хозяйственные поморы и эту проблему решили. Из глины, которой было много под ногами, они вылепили плошку, из кусков одежды сделали фитиль, налили в плошку растопленное оленье сало, и получилась лампада. Но горячий жир к несчастью стал впитываться глиной и протекать сквозь неё. Тогда они сделали новый глиняный сосуд, высушили его, промазали изнутри жиром, смешанным с небольшим количеством муки, и прокалили сосуд на огне. К общей радости плошка получилась твёрдой и перестала пропускать растопленный жир. Но для большей уверенности поморы оторвали лоскутки одежды, смочили их в мучном растворе и облепили ими плошку снаружи. Теперь лампадка могла работать бесконечно долго, не забывай только подливать жир. В избе теперь был всегда свет и кроме того лампада всегда дарила огонь для раскуривания трубок и для разжигания огня в печи. Поэтому островитяне сделали на всякий случай несколько таких плошек.
Всё время пребывания на острове поморы вели календарь. Они считали для себя очень важным точно знать дни церковных праздников. Шли годы, бесконечно долгие полярные ночи сменялись полярными днями, когда солнце по четыре месяца не уходило за горизонт. Тут не мудрено было сбиться со счёта. Тем не менее, их календарь оказался довольно точным. 15 августа в церковный день успения к острову подошло судно. А наши поморы отметили день успения за два дня до этого. То есть ошибка их календаря была очень незначительной. Штурман Алексей Инков хорошо умел определять время по высоте солнца в дневное время и по положению звёзд в ночной темноте.
Появившееся в море судно, как потом выяснилось, принадлежало русскому купцу. Шло оно из Архангельска и первоначально планировало идти на зимовку к Новой Земле, но по предложению Вернезобера было отправлено к Шпицбергену. К счастью для наших островитян, ветер пригнал корабль не к западному, а к восточному Шпицбергену, к острову Малый Брун, почти к тому же месту, где они сами когда-то высадились. На острове разожгли костры, размахивали рогатинами и шкурами. Очень волновались: вдруг их не увидят и пройдут мимо. Но на корабле заметили дым и сигналы, кормщик изменил курс, и судно, несмотря на опасные подводные камни, подошло к берегу.
Трое оставшихся в живых островитян упросили капитана взять их на службу матросами. А за доставку имущества обещали по возвращении на родину уплатить восемьдесят рублей. Поморы погрузили на судно пятьдесят пудов оленьего жира, двести оленьих шкур, больше двухсот шкурок белых и голубых песцов, медвежьи шкуры. Не забыли взять свой лук, стрелы, рогатины, лампады, топор и сильно сточенный нож, самодельные иголки, ремни – словом, всё, что у них было и чем обзавелись.
Фёдор Васильевич закончил рассказ, и было похоже на то, что это его совсем не утомило, так как он тут же пригласил всех подойти к витринам, говоря при этом: