Духом, данным нам, мы познаём, что Он пребывает в нас, как и говорил св. Иоанн (1 Ин 3:24). И разве мы не подвергаем сомнению обетования Иисуса Христа, если желаем быть служителями Бога вне Духа Христова, тогда как Он объявил, что изольёт Его на всех своих верных (Ис 44:3)? Не похищаем ли мы у Св. Духа его славу, отделяя от Него веру, которая даётся именно Духом? Поскольку эти вещи суть самые первые уроки, которые мы должны усвоить относительно нашей религии, то не безумная ли слепота — обвинять христиан в гордыне, когда они хвалятся присутствием в них Св. Духа, без которого нет христианства? Безусловно, своим примером они показывают, насколько истинны слова Господа, что мир не знает его Духа, а знают Его только те, в ком Он пребывает (Ин 14:17).
40. С целью полностью опрокинуть основания веры, софисты напа- дают на них ещё с одной стороны. Они утверждают, что, хотя мы можем вынести суждение о благодати Божьей по мере праведности, в которой пребываем в данный момент, тем не менее остаётся открытым вопрос о нашем постоянстве в ней. Хороша была бы уверенность в спасении, если бы мы не были способны ни на что другое, как строить предположения — они это называют «моралью», — что в данный момент мы пребываем в благодати Божьей, не зная, что случится завтра! Апостол говорит со- вершенно иное. Он уверен, что ни Ангелы, ни силы, ни власти, ни смерть, ни жизнь, ни настоящее, ни будущее не могут отлучить нас от любви, которой Бог объемлет нас в Иисусе Христе (Рим 8:38-39). Они пытаются выйти из затруднения с помощью легковесного довода, будто апостол получил это знание в особом откровенииа. Но на этой уловке их очень легко поймать: апостол говорит здесь о благах, которые распространяют- ся на всех верующих, а не о своём сугубо личном опыте.
Но ведь он сам, продолжают они, пытается испугать нас указанием на нашу слабость и непостоянство, когда говорит, чтобы тот, кто стоит, остерегался упасть (1 Кор 10:12). Верно. Однако он говорит так не для того, чтобы нас запугать, а чтобы научить смиряться под крепкой рукой Божьей, как свидетельствует об этом св. Пётр (1 Пет 5:6). Кроме того, не безумная ли фантазия — ограничивать твёрдость веры коротким промежутком времени, когда она выходит за пределы земной жизни и распространяется на будущее бессмертие? Поэтому, когда верующие считают благодатью Божьей то, что, будучи просвещены его Духом, они могут через веру созерцать эту будущую жизнь, то никак невозможно называть эту славу гордыней. И если кто-то стыдится исповедовать это открыто, то тем самым проявляет крайнюю неблагодарность, а не кротость и смирение, потому что извращает и отвергает доброту Бога, которую должен прославлять.
| аФома Аквинский. Цит. соч., II, 1, Q. СХИ, art. 5. |
41. По моему убеждению, природа веры лучше и яснее всего может быть выражена через существо (substance) обетовании, в котором она обретает своё истинное основание и без которого сразу же спотыкается или вообще исчезает. Поэтому приведённое выше определение веры я построил исходя из обетовании. Это определение не расходится с описанием, которое дал апостол соответственно теме, на которую он рассуждал. Он говорит, что вера есть осуществление (soustenement*) ожидаемого и уверенность (demonstrance**) в невидимом (Евр 11:1). Под уверенностью (греч. "ypostasis) он понимает стойкость, на которую опираются души верующих. Он как бы говорит, что вера — это надёжное и уверенное обладание вещами, обещанными нам Богом. Если кто-нибудь слово «hypostase» предпочитает толковать как «доверие», то я ничего не имею против, хотя сам предпочитаю первое толкование «уверенность», которое более распространено. До последнего дня, когда раскроются книги (Дан 7:10), непосредственно связанные с нашим спасением предметы останутся слишком возвышенными для того, чтобы их мог понять наш разум, могли увидеть наши глаза или коснуться наши руки, и поэтому мы не можем обладать подобными вещами иначе, нежели превосходя возможности нашего ума и возводя свой взор поверх всего видимого в этом мире — короче, преодолевая самих себя. Чтобы подчеркнуть это, апостол добавляет, что такая уверенность в обладании относится к вещам, которые даны в надежде и потому не воспринимаются обычным образом. Ибо очевидность, говорит он, не есть надежда, и мы не надеемся на то, что видим (Рим 8:24). Называя надежду «проявлением» (monstre) или «обнаружением» (probation) вещей невидимых, или, как часто её толкует св. Августин, «убеждающим свидетельством», он словно говорит, что это очевидность непроявлённого, видение невидимого, различение неясного, присутствие отсутствующего, проявление скрытого*. Ибо Божественные тайны, в особенности те, которые относятся к нашему спасению, невозможно созерцать сами по себе, и мы видим их только в Слове Божьем, в истинности которого мы должны быть убеждены до такой степени, чтобы воспринимать сказанное в нём как свершившееся.
| *Буквально «опора», «поддержка». "Буквально «явление», «доказательство». |
| аАвгустин. Трактат о Евангелии от Иоанна, 1.ХХ1Х, 1; ХСУ, 2 (МРЦ XXXV, 1837, 1872); О грехе, заслугах и прощении, II, XXXI, 50 (МРЦ ХНУ, 181). |
Как же можно обрести мужество познать и вкусить такую щедрость Бога и не загореться любовью к Нему? Ибо изобилие милости, которое Бог приготовил боящимся Его, невозможно осознать и оценить, если оно не взволнует сердце. Более того, оно не может волновать, не привлекая к себе и не возвышая до себя. Поэтому нет ничего удивительного в том, что подобное чувство никогда не проникает в лживое и злое сердце. Ведь оно открывает нам глаза, чтобы дать доступ ко всем сокровищам Бога и к святым тайнам его Царства, которые не должны быть осквернены нечистым сердцем.
Сорбоннские схоласты учат, что любовь предшествует вере и надеж-деа. Это пустая фантазия, потому что только вера рождает в нас любовь. Св. Бернар говорит лучше: «Я полагаю, что свидетельство совести, которое св. Павел называет похвалой верующих (2 Кор 1:12), заключается в трёх моментах. Во-первых — и прежде всего остального, — необходимо веровать, что ты можешь получить отпущение грехов только как дар Божьей милости. Во-вторых, сознавать, что у тебя не может быть никакого доброго дела, если сам Бог тебе его не даст. В-третьих, что делами ты не можешь заслужить вечной жизни, если она не дана тебе также даром». Немного ниже он добавляет: «Все эти вещи — только начало. Ибо, веруя, что грехи нам может отпустить только Бог, нам нужно решительно держаться того, что Он нам их отпустил, пока посредством свидетельства Св. Духа мы не убедимся, что наше спасение несомненно. Поскольку Бог прощает нам грехи, Сам даёт нам добродетели и вознаграждает за них, то мы не можем останавливаться на этом начале, которое Он положил в нас»ь.
Но этот вопрос и всё с ним связанное мы рассмотрим в другом месте0. Сейчас нам достаточно понять, что такое вера.
| аПётр Ломбардский. Цит. соч., III, dist. XXIII, 9; dist. XXV, 5 (MPL, CXCII, 807, 810-811). ьБернар Клервоский. Проповедь I, на Благовещение, I, 1 (MPL, CLXXXIII, 383ab; 383d-384а). |
| сГл. XVIII, 8 настоящей книги. |
42. Там, где есть живая вера, она всегда несёт с собой упование на вечное спасение или, точнее, она сама порождает его. Если такого упования в нас нет, то нет и веры, как бы цветисто мы ни болтали о ней. Если вера — это, как было сказано раньше, твёрдая убеждённость в Божьей истине, то есть в том, что в этой истине нет ничего лживого, обманчивого, обольстительного, то достигший такой твёрдой убеждённости человек ожидает, что Господь исполнит обетования, которые этот человек принял за истину. В конечном счёте, упование есть не что иное, как ожидание благ, которые вера полагает действительно обещанными Богом. Так, вера полагает, что Бог истинен; упование ожидает, что в назначенное время Он явит свою истину. Вера полагает, что Он — наш Отец; упование надеется, что Он всегда относится к нам по-отечески. Вера полагает, что нам дана вечная жизнь; упование ожидает, что когда-нибудь мы её получим. Вера — это основание, на котором покоится упование. Надежда питает и поддерживает веру.