Однако израильтяне не отказались от дерзости, строго им запрещённой. А что же мы? Нас, безусловно, обуздывает то же самое слово. Ибо нет никакого сомнения в том, что Господь навсегда запечатлел в Законе совершенное учение о праведности. И всё-таки не довольствуясь им мы без конца трудимся над изобретением одного за другим каких-то новых «добрых дел». Лучшее лекарство от этого порока — крепко-накрепко запечатлеть в своём сердце, что Закон вручён нам Господом для научения нас совершенной праведности и что эта праведность состоит не в чём ином, как в соответствии и послушании Божьей воле. Поэтому тщетно выдумывать новые способы добиться Божьей милости: истинное служение Богу заключается только в послушании, а усердие в добрых делах, выходящих за пределы Божьего Закона, есть нетерпимое осквернение истинной божественной праведности. Св. Августин очень метко назвал послушание Богу «матерью и стражем всякой добродетели», а также «источником и корнем всех благ»а.
Ь. Сказанное мною выше о действии Божьего Закона будет усвоено лучше после того, как я дам его изложение. Но прежде чем рассматривать каждое отдельное положение, полезно обозреть Закон в целом.
Синодальный перевод: «Всё, что я заповедую вам, старайтесь исполнять». а Августин. О граде Божием. XIV, 12 (MPL, XLI, 420); О добром супружестве, XXIII, 30 (MPL, XL, 393); Возражения относительно противопоставления Закона и Пророков, I, XIV, 19 (MPL. XLII, 613).
Во-первых, нужно твёрдо усвоить, что Закон должен вести человека не только к внешней добродетели, но и к внутренней, духовной праведности. Этот факт невозможно отрицать, однако часто его не принимают во внимание — прежде всего потому, что мы должным образом не взираем на Законодателя, соответственно природе которого нужно рассматривать и природу Закона.
Если блуд, убийство, воровство запрещены королевскими указами, то тот, кто лишь в сердце своём замыслил прелюбодеяние, кражу или убийство, но не осуществил их и не пытался осуществить, такой человек, я уверен, не подвергнется положенному за них наказанию. Ибо замысел земного законодателя касается лишь внешней порядочности: его установления нарушаются, только когда зло обнаруживает себя. Но Бог, от чьего взора ничто не может укрыться, смотрит на чистоту сердца больше, чем на внешнее проявление добра. Поэтому, запрещая блуд, убийство и воровство, Он запрещает всякую плотскую похоть, желание завладеть чужим имуществом, обман и прочие подобные вещи. Будучи духовным Законодателем, Он обращается к душе не в меньшей степени, чем к телу. С точки зрения души гнев и ненависть суть убийство, зависть и алчность — воровство, а свободная любовь — блуд. Кто-нибудь возразит, что и человеческие законы относятся к намерениям и воле людей, а вовсе не к случайным происшествиям. Согласен. Но в них речь идёт лишь о намерениях, выразившихся в действиях.
Человеческие законы учитывают, с каким намерением произведено действие; они не касаются тайных мыслей. Поэтому тот, кто удержался от совершения преступления, с точки зрения политических законов невиновен. В противоположность этому Божий Закон дан нашим душам, и если мы хотим соблюсти его, то нам следует прежде всего подчинить ему душу. Большинство людей, когда они желают скрыть, что являются преступниками Закона, так или иначе заставляют свои глаза, руки, ноги и другие части тела соблюдать его. Но сердце их далеко от послушания Закону. Они считают себя исполнившими долг, если скрыли от людей то, что видит Бог. Они слышат: «Не убивай. Не прелюбодействуй. Не кради». И не обнажают шпагу, чтобы убить, не общаются с блудницами, не посягают на чужое добро. Всё это хорошо. Однако их душа жаждет убийства и разжигается плотской похотью, они искоса поглядывают на богатство ближнего, пожираемые завистью. Им не хватает главного в Законе. Откуда, скажите мне, такая глупость, если не от того, что подобные люди, забыв о Законодателе, строят своё представление о праведности исходя из собственных соображений? В противоположность этому св. Павел решительно провозглашает, что Закон духовен (Рим 7:14). Это означает, что от души, разума и воли он требует не только послушания, но ангельской чистоты, без малейшего пятнышка плотской скверны, чистоты, которая воспринимает лишь духовное.
7. Утверждая, что смысл Закона именно таков, мы не даём ему какого-то нового собственного толкования, но следуем Христу, который и есть лучший его Толкователь. Фарисеи распространяли среди народа ложное убеждение, будто тот, кто не допускает внешнего нарушения Закона, тем самым хорошо исполняет его. Христос опровергает это заблуждение и учит, что похотливый взгляд на женщину уже есть блуд и что всякий, ненавидящий брата своего,— убийца (Мф 5:27 сл.; 21 сл.; 43 сл.). Он объявляет, что все гневающиеся даже в сердце своём подлежат суду, оскорбляющие должны предстать перед синедрионом, проявляющие свою ненависть публично подлежат геенне огненной.
Те, кто этого не понял, вообразили, что Христос — это второй Моисей, который дал Евангельский Закон, чтобы восполнить недостатки Моисеева Закона. Отсюда произошла эта распространённая почти повсеместно сентенция: Евангельский Закон гораздо совершеннее Ветхозаветного3. Это опасное заблуждение. Когда ниже мы дадим обзор предписаний Моисея, то из самих слов Закона станет ясно, что, утверждая подобное, мы наносим тяжкое оскорбление Богу. Кроме того, из упомянутого утверждения следует, что святость древних отцов якобы мало отличается от лицемерия. Наконец, это означало бы отказ от единого и вечного мерила праведности, данного нам Богом в древности. Так что указанное заблуждение легко опровергнуть: эти люди думали, что Христос что-то прибавил к Закону или даже целиком заменил его, тогда как на самом деле Он очистил его от лжи закваски фарисейской, которая затемнила и осквернила Закон.
$. Во-вторых, нам следует помнить, что предписания Бога содержат нечто большее, чем то, что выражено словами. Здесь, однако, нужно проявлять крайнюю сдержанность, чтобы не вкладывать в слова а Фома Аквинский. Сумма теологии, II, I, q. XCI, art. 5; q. XCVIII, art. 5.
произвольный смысл, не переиначивать их по собственному желанию и усмотрению. Ибо есть люди, которые, исходя из этого соображения, принижают авторитет Св. Писания, как будто бы он не вполне установлен, или же теряют надежду дойти до его правильного понимания. Поэтому необходимо отыскать, насколько возможно, верный путь, который привёл бы нас к надёжному и несомненному знанию воли Бога. Это значит, что во всяком толковании нужно оставаться в определённых границах, дабы оно не содержало человеческих добавлений к Божьему Закону и отражало подлинный и ясно провозглашённый замысел Законодателя.
Безусловно, во всех предписаниях бросается в глаза то, что часть ставится вместо целого* и что тот, кто захотел бы ограничить их смысл лишь прямым значением соответствующих слов, был бы попросту смешон. Отсюда со всей очевидностью следует, что даже самое строгое и лапидарное толкование Закона выходит за пределы слов. Но всякое толкование будет сомнительным, если не придерживаться определённых правил.
| * В латинской версии Кальвин использует специальный термин — «синекдоха». ** Во французском языке слову «заповедь» соответствует слово «commandement», которое означает «повеление», «приказание», «предписание». Согласно русской традиции оно обычно переводится как «заповедь», однако в ряде случаев возникает необходимость использовать более точный эквивалент.— Прим. перев. |
Я полагаю, что очень полезно постоянно задумываться над тем, по какой причине дано то или иное предписание, то есть в каждом предписании видеть цель, ради которой оно дано нам Богом. Каждое предписание** заключает в себе повеление или запрет. Мы правильно поймём то и другое, если увидим их причину и цель. Так, например, цель пятой заповеди состоит в том, чтобы мы почитали тех, кого Бог указал в качестве достойных нашего почитания. Суть её в том, что Богу угодно почитание тех, кому Он дал некоторое преимущество, а пренебрежение к ним Ему отвратительно. Причина первой заповеди ясна: один только Бог достоин поклонения; суть — Богу приятна истинная набожность, то есть честь, воздаваемая нами его величию, нечестие же Ему отвратительно. Под этим углом зрения следует рассматривать все заповеди. Затем нужно искать цель — до тех пор пока мы не обнаружим, что именно Законодатель объявляет угодным Ему, а что неугодным. Далее, исходя из заповеди, нам нужно сформулировать противоположное суждение таким образом: если нечто угодно Богу, то значит противоположное Ему неугодно; если запрещённое Ему неугодно, то значит угодно противоположное. Когда Бог что-то велит, Он запрещает противоположное; когда что-то запрещает, то противоположное предписывает.