Сегодня же, к моему величайшему удивлению, не обращая внимания на двух телохранителей, каменными изваяниями застывших у дверей, Елизавета сказала:
— Любимый мой деревенский пастушок, можешь поцеловать свою коровницу на сон грядущий внутри опочивальни.
Роберт пожирал ее глазами — можно было подумать, что она наградила его новыми привилегиями. Не далее как на прошлой неделе Елизавета подарила ему дом в Кью, недалеко от Ричмондского дворца, увеличив при этом жалованье, не говоря уже о том, что еще раньше Дадли стал кавалером ордена Подвязки. Этому — всему этому! — необходимо было положить конец. Да как она может рисковать всем, на что так долго надеялась, ради чего столько выстрадала? А мы с Джоном? Чего только мы не натерпелись ради нее!
Когда Елизавета и Роберт проскользнули в опочивальню и (подумать только!) попытались закрыть передо мной дверь, я просунула ногу и протолкалась внутрь.
— Я не допущу, чтобы королеве никто не прислуживал, — заявила я и рванулась к ложу так решительно, что они не осмелились двинуться за мной.
Роберт нахмурился, но Елизавета уже зашла так далеко, что просто перестала обращать на меня внимание. Позабыв обо всем на свете, она устремилась по гибельному пути и…
Дадли навис над ней, заключил ее в объятия, и они стали жарко целоваться. Я старалась не смотреть в их сторону, но меня потрясла их неистовая страсть. Обычно мы с Джоном именно так и целовались, и я каждый раз таяла в его объятьях, мне хотелось, чтобы он овладел мной тут же — хоть на траве, хоть на полу, где угодно.
— Я обожаю тебя, тебя одну! — снова сказал королеве Роберт; он явно пел ей эту песню не в первый раз.
Мне подумалось, что только таким образом он мог отказываться от своей жены, прямо не говоря об этом. Мне хотелось крикнуть Дадли, чтобы он отпустил королеву и убирался отсюда — пусть возвращается к своей Эми. Я припомнила то, чему была свидетельницей: утреннюю возню, которую затевал Том Сеймур, когда врывался в спальню Елизаветы, дразнил и щекотал ее — и то, как строго выговаривали мне за это позднее, и то, во что это вылилось для нас обеих.
Я нарочно громко откинула и снова захлопнула крышку сундука, стоявшего в изножье ложа — бум-м, ба-бах! Они оба вздрогнули и посмотрели на меня так, будто я выпалила из мушкета. Елизавета, хоть и погруженная в сладкие мечты, бросила на меня сердитый взгляд, но все же сказала:
— А теперь, пожалуй, ступай до утра, Робин. На рассвете мы отправимся кататься верхом.
— Я нынче ночью глаз не сомкну, все буду думать о тебе, — хрипло прошептал он, снова целуя ее ладонь жадными устами.
Роберт ушел, а Елизавета прислонилась к двери и вздохнула.
— Одно дело, — сказала я, снова открывая сундук и извлекая из него ночную рубашку, — кататься вдвоем, но вот оставаться вдвоем в опочивальне…
— Я тебе сто раз говорила — я ему верю.
— А вы уверены, что другие правильно вас поймут и не запятнают репутацию, которую вы много лет восстанавливали после удара, нанесенного Сеймуром?
— Тогда все было по-другому. — Елизавета подошла и повернулась ко мне спиной, чтобы я могла расшнуровать ее корсет.
— Ну, конечно. Того женатого повесу звали Томом, а этого Робином.
Она резко обернулась лицом ко мне, уперла руки в бока, а в глазах, совсем недавно таких мечтательных, зажглись яростные «тюдоровские» огоньки. Сделавшись королевой, Елизавета стала обнаруживать такие черты, которых я прежде не замечала. Даже Роберт как-то сказал, что она способна в один миг из богини превратиться в базарную торговку и ругаться, как матрос, — подобно Томасу Сеймуру и своему царственному отцу.
— Черт побери, Кэт, — воскликнула Елизавета, — ты просто сердишься из-за того, что я отослала Джона, чтобы он научился держать язык за зубами!
— А отослать-то надо бы Роберта Дадли, чтобы он остудил голову и некоторые иные части тела. Лучше всего хотя бы иногда отправлять его к жене.
— Они совершенно разные люди. К тому же Роберт нужен мне здесь как один из моих советников. Чума вас всех забери, я уже не твоя воспитанница, я взрослая женщина, я королева!
— Это я уже заметила. А как мы все мечтали, чтобы Бог ниспослал вам столь великий дар. Теперь нам всем надлежит оберегать его. Елизавета… ваше величество… мне недавно снова приснилась ваша матушка.
Глаза у нее расширились, нижняя челюсть отвисла.
— А мне… а мне нет. Да и с чего бы? Я теперь в полной безопасности.
— Она тоже была в безопасности, когда стала королевой.