Выбрать главу

— Черт возьми, а я-то надеялся, что после моего столь долгого отсутствия ваше сердце станет нежнее, — проговорил Том с усмешкой и развернул меня лицом к себе.

Он склонил голову набок и посмотрел на меня с шутливо-просительным выражением.

— Уберите руки, милорд.

— Черт возьми! А вы не думаете, что остальные удивятся тому, что вы смотрите на меня таким ледяным взглядом, тогда как любая другая готова из кожи вон лезть, лишь бы мне угодить, особенно наша малышка принцесса и моя женушка? Или вы все играете по старинке в игру Анны Болейн «noli me tangere», чтобы снова разжечь во мне сердечный пыл? А вы сказали Джону Эшли, что я был вашим первым возлюбленным? Ведь правда, сказали?

— Возлюбленным! — Я произнесла это слово, будто ругательство, и плюнула, едва не попав в Тома. Затем я стряхнула с себя его руки и сумела сделать широкий шаг назад — правда, в итоге голова моя уперлась прямо в шипы роз. — Прежде я была слишком глупа, но вы излечили меня от этой беды, — сказала я, отряхивая платье там, где к нему прикасались руки Тома. — Что же касается вашей жены и ее высочества, да и леди Джейн тоже, можете сообщить им, что небо имеет зеленый цвет, и, как это ни печально, они согласятся с вами за милую душу.

— «За милую душу» — превосходный девиз, — засмеялся Том, но в ответ я обожгла его сердитым взглядом.

Как он изменился по сравнению с тем юношей, которого я впервые встретила на барке, плывшей к Гемптон-корту двадцать лет тому назад. Том заметно располнел, оброс жирком. Лицо, когда-то чисто выбритое, теперь обрамляла большая борода — такие были тогда в моде. Взглядом он привычно и бесцеремонно ощупывал меня, но в уголках глаз появились морщинки, а высокий лоб был весь изборожден глубокими морщинами.

А вот голос остался таким же громким, самоуверенным, разве что Том на каждом шагу бранился, как матрос, как будто это добавляло ему удали или достоинства. Большинство ругательств, кои он использовал, так или иначе оскорбляли Творца поминанием всуе Его священного имени. Не реже поминал Том и дьявола, врага Божьего.

— Да господа бога душу, Кэт, ты не думай, будто я тебя забыл. Ну как же, ведь я доныне храню те любовные письма, что ты мне когда-то посылала, кстати, так красиво написанные. И если сейчас ты от меня отвернешься…

— Я не боюсь ваших угроз, прямо вы их высказываете или намеками, как и ваших грубых манер.

— Грубых? Да чертово пекло, у меня и на уме нет ни малейшей грубости, как раз наоборот! — воскликнул Том и, протянув руку, бесцеремонно взял меня за подбородок. Я ударила его по руке. — Да бога душу, Кэт, ты просто молодец: высоко поднялась, прямо как я, — попробовал он зайти с другой стороны. Том засунул большие пальцы за широкий пояс и покачался на каблуках. — Ты должна согласиться, в прежнее время нам было хорошо вместе, а? Разве я не сказал когда-то, что ты никогда не забудешь свою первую любовь? Ну, вот мы и снова вместе. Неужели ты не заметила, сколько в моих владениях уютных потайных беседок, которые так и манят на свидание?

— Оставьте это, сэр, и меня оставьте в покое. Вы оскорбляете и меня, и свою жену — даже себя самого, если только это возможно.

Тут он рассердился и выпрямился во весь рост.

— Ты в некотором смысле теперь моя служанка, а слуги выполняют мои распоряжения, или я их прогоняю, — бросил Том. — Христом-богом клянусь, если ты решила играть в эту игру, давай я выложу свои карты на стол. Не вздумай мне перечить или становиться поперек дороги, а я, в свою очередь, не стану докладывать совету о твоем сомнительном прошлом…

— О моем прошлом? О том, что ты грубо изнасиловал меня во время пира по случаю коронации матери Елизаветы?

Том с такой силой сжал мои запястья, что у меня онемели руки. Он наклонился ко мне вплотную и сильно встряхнул.

— А ты разве не заметила, что я всегда делаю то, что мне вздумается? — требовательно спросил он. — Король обожает своего дядюшку Тома, который все время дарит ему что-нибудь, дает денег, тогда как злой дядя Эдуард никуда его не пускает, кроме классной комнаты, а сам правит государством. Такое положение надо менять. Многое надо менять. Хочешь, я позабочусь о том, чтобы у Елизаветы появилась новая наставница?

Его красивое лицо исказилось гримасой, превратилось в маску горгульи — я видела именно такую в кошмарном сне в ту ночь, когда Том лишил меня невинности. Был ли это тот же человек — беззаботный, обожающий веселиться, тот, кто, играя в карты с женой и ее гостьями, развлекал их рассказами о погонях за пиратами, свежими придворными сплетнями и солеными шуточками?