«Чье это признание?» — подумала я, поначалу опасаясь, что они подделали мое признание, которое теперь оставалось только подписать. Разумеется, это запись слов не ее высочества и не Джона, супруга моего и господина. «Да нет, вот внизу стоит подпись Пэрри — несомненно, это его почерк, хоть и рука дрожала. Боже милостивый, неужто Пэрри пытали, чтобы выбить признание, а теперь и меня ждет то же самое?»
Хотя свет был совсем тусклым, я быстро пробежала глазами записку. Казначей принцессы продиктовал — очевидно сэру Томасу — свидетельство о целой серии происшествий и отрывки из разговоров, которые (по утверждению Пэрри) происходили «между ее высочеством леди Елизаветой и сэром Томасом Сеймуром, бароном Сьюдли, во владении Челси, принадлежавшем вдовствующей королеве Екатерине Парр, вдове нашего блаженной памяти доброго монарха, короля Генриха VIII, а впоследствии супруге барона Сьюдли».
Кое-что из этого Пэрри действительно видел, другие сведения он лишь слышал от кого-то — сплетни и досужая болтовня окружающих. Многое из сказанного им прямо задевало меня, ибо я как воспитательница должна была бы (это я сознавала) более решительно противиться действиям Тома. Однако же я обращалась даже к его жене, вдове короля Генриха, читала нотации Елизавете и противодействовала поползновениям Тома, но ни один из них не прислушался к моим предупреждениям. Должна ли я теперь рассказать хотя бы об этом, чтобы защититься? Пэрри сдался и выложил то, что (как он клялся) из него не вытянут, даже разорвав лошадьми, — значит, и я обречена.
Внутри у меня что-то оборвалось. Сердце отчаянно забилось, потом понеслось вскачь. Руки так дрожали, что пергамент шуршал не переставая.
— Игра окончена, — сделал вывод сэр Томас, обмакнул перо в чернила и приготовился записывать на чистом листе. Другой рукой он забрал у меня показания Пэрри и, очень довольный, положил их рядом с собой. — Итак, — подбодрил он меня, поскольку я сидела как каменная, уставившись в пространство, — давайте начнем с самого начала и будем говорить правду, всю правду. Вы же видели, какие муки ожидают лжецов и тех, кто противится нам!
Слова представителя Тайного совета отдавались в моих ушах, в мозгу и в душе. Теперь моя жизнь была в руках еще одного мужчины, обладающего властью. Как я жалела, что когда-то не нашла в себе сил противиться Кромвелю, да что там — самому королю, а тем более Тому Сеймуру. Уж не знаю, откуда в моем сердце взялись силы, но я твердо решила ни за что не уступать этому человеку, даже находясь в этом жутком месте, не уступать ради себя самой и ради Елизаветы.
— Это просто пересказ сплетен, к тому же весьма неточный, — решилась я, кивнув на листок с признаниями Пэрри.
— То есть вы называете казначея принцессы Томаса Пэрри лжецом, потому что он написал это признание? — грозно спросил сэр Томас, размахивая листком с показаниями перед моим лицом. — Готов спорить, что Елизавета Тюдор уже признала все это и много больше этого. Совершенно очевидно, что она была в сговоре с лорд-адмиралом, имея цель причинить вред королю и свергнуть Тайный совет и лорд-протектора!
— Кто из нас, сэр Томас, дает показания — вы или я? — парировала я. Как ни была я напугана, его манера давить на допрашиваемого, в особенности же намек на то, что принцесса Елизавета может сознаться в государственной измене, заставили меня выпустить коготки. — Если вы не будете пытаться вложить свои слова в мои уста, я смогу рассказать вам, что происходило на самом деле, и ничто из этого не удастся обратить против пятнадцатилетней девочки, которая находилась под опекой вдовствующей королевы — как распорядился о том Тайный совет — и ее супруга, лорд-адмирала, которому этот чин и поместья пожаловали король Генрих и король Эдуард, любивший его и высоко ценивший, а также упомянутый вами Тайный совет!
Сэр Томас надул щеки и отодвинулся от стола. Я затаила дыхание, сама удивляясь тому, что осмелилась все это произнести.
— Довольно говорить о принцессе, это не моя забота, — сказал он с нажимом. — Может быть, вам нравится лорд-адмирал или его дела, мистрис Эшли?
Этот вопрос ставил меня в затруднительное положение, и я лишь молилась, чтобы секретарю совета не было известно о моих прошлых отношениях с Томом. Пусть обо всем известно Джону, он-то на допросах ничего не скажет, потому что может этим наверняка погубить меня.
— А что могло мне нравиться в этом подлеце? — дерзко спросила я, стараясь выиграть время на обдумывание своих ответов.