Выбрать главу

— Ну, Сила, ну… ёкарный бабай! — потер шею, пытаясь понять, что делать в столь неоднозначной ситуации.

— Jokarnyj babai? — переспросила девочка и включила датапад.

— Это устойчивое выражение такое, — ответил я и по-хамски выдернул устройство из рук тогруты. — ТА-АК! Это ты что же, словарик матов составляешь? Твоё бы рвение да в мирное русло… Мда. Лучше бы подумала, что нам теперь с ней делать?

— Ну, так, — нервно хохотнула Асока и даже ножкой шаркнула. — Учитель, а давайте её себе оставим.

— Что значит «себе оставим»? — даже растерялся я. — Ну ладно это была бы собака или попугайчик какой, ну или кошка, но это же живой человек.

— Мяу!

— Вентресс! За… — выдох. — Молчи.

— Извините, господин, — покаялась ведьма, что сменила свое не пойми что на вполне себе симпатичный, но излишне подчеркивающий формы комбинезон из серии «путешественник из центральных миров», пока я отсутствовал на встрече с информатором.

— Тьфу, блин. Ты еще заголяться тут начни… — буркнул я и сразу же был вынужден прикусить язык. — Эй-эй, а ну прекрати.

— Извините, господин, — опять покаялась ведьма и без всякого стеснения принялась неторопливо надевать всё снятое обратно.

— Лучше бы подсказала, что с тобой такой теперь делать.

— Я думаю, мы могли бы, через пару дней, попытаться завести совместного ребенка… будет идеальный момент цикла, чтобы…

— Опять двадцать пять, — прикрыл лицо ладонью и тяжело вздохнул. — А что-нибудь без учета того, что подсказывают тебе гормоны?

— Я могла бы подтянуть навык стрельбы у нашей дочери, в ордене этому не уделяют достаточного внимания.

— Это верно, не уделяют… Так, какая еще дочь? Ты опять за старое?!

— Извините, господин, но ведь Асока это ваша приемная дочь.

— Ученица, звездочка ты моя сверхновая, ты ничего не хочешь мне рассказать?

— Учитель… я это… я ничего такого… я просто сказала, что вы это, но ведь вы, в самом деле, такой, а помните как мы на Джеонозисе железок пачками… а я ваш датапад… а там база… Шили…

— Так, еще одна, — вздохнул, пошарил рукой в баре и достал банку с каким-то алкоголем. — Что ИМЕННО ты сказала ведьме, что не можешь сказать мне сейчас?

— Я сказала, я сказала… — Асока неожиданно разревелась, вцепилась в меня как клещ и выпалила: — Папа, прости, я не знаю, как так получилось! Я честно… Я не хотела… оно как-то само собой получилось.

— Ну, мне конечно лестно, в каком-то смысле, — отхлебнул горькой, высокоградусной жидкости прямо из банки. — Но ведь у тебя наверняка настоящий отец есть и мать.

— Нет. Их у меня нет.

— Совсем нет? Или ты из тех юнлингов, которые считают…

— Совсем, — девочка опустила взгляд, убрала руки за спину и отступила на шаг. — Я должна вам кое-что сказать. Я должна была сказать вам это в прошлый раз…

Развернувшись, прошел к диванчику и разместился на нем. Хлебнув для смелости еще раз, махнул рукой, мол, продолжай.

— Я мастера Уль’рунэ застрелила.

Поперхнувшись не до конца проглоченным напитком, закашлялся.

— Может быть, есть еще какие-нибудь «мелочи», о которых мне стоит знать? Нет? Точно нет?

— Н-нет, больше ничего нет.

— Вентресс, какой там у тебя позывной?

— Сажа.

— Скажи-ка мне, Сажа ты моя сердечная, что ты обо всём этом думаешь?

— Это дитя познало радость мести и это хорошо, но то, что она это скрыла это плохо. Было бы дело в клане, ей бы пришлось познать и горечь наказания. Однако семья это не клан и что разумно здесь и сейчас, я не знаю… Прошу простить меня, господин мой.

— И долго ты еще «господинкать» будешь?

— Прошу простить меня… — ведьма кашлянула и начала снова. — Я недостаточно прилежно изучала эту сторону клана Сестер Ночи. Я думаю, что через несколько дней моя гипертрофированная тяга к размножению сильно ослабнет. До этого момента я могу быть недостаточно адекватна и прошу меня заранее простить, господин мой.

— А может вас того? — задумчиво пробормотал я, имея в виду послать всё это к хаттовой матери и свалить куда подальше, но меня поняли несколько превратно.

— Если вы, в самом деле, этого хотите, господин мой… — как-то тоскливо произнесла ведьма и встала на колени, склонив голову и прижав её к левому плечу. Эдакий местный жест смирения перед отрубанием тыковки.