Глава 4
Похоже, что я избежал встречи с роковым грузовиком, который в прошлой жизни чуть ли не на полгода уложил меня в больницу. Для меня это было словно вчера.
Лечили меня в маленькой поселковой больничке на крутом берегу реки. Часто мама моя со мной сидела и что-нибудь рассказывала. Однажды в больнице ей попался в руки отрывной календарь за тысяча девятьсот пятьдесят пятый год, и она читала его мне, как говорится, «от корки до корки». Где-то в третьем заходе я начал её останавливать и просил читать дальше, так как это уже помню. А ну-ка, расскажи. Пожалуйста. Изумлённая мама поделилась этим с лечащим врачом Ларисой Петровной. Та пришла проверить. Открывает наугад календарь и спрашивает: «Кто это?». Пятилетний мальчик отвечает: «Никита Сергеевич Хрущёв, Председатель Совета Министров СССР, Первый Секретарь Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза». «А это кто?» «Долорес Ибаррури, председатель Коммунистической партии Испании». Ещё и ещё. Безошибочно. С детства в память накрепко врезались фамилии Ворошилов, Будённый, Булганин, Шверник, Поспелов, Маленков, Каганович, примкнувший к кому-то Шепилов и другие. Специально приезжал профессор из области посмотреть пятилетнего уникума, который «знает в лицо» всех руководителей партии, правительства и выдающихся людей тысяча девятьсот пятьдесят пятого года.
Пролежав два месяца в гипсе, я разучился прямо стоять. Поднимут меня с кровати, поставят под углом к стенке, и я пошёл. Вестибулярный аппарат восстановился быстро, и я снова стал прямоходящим (homo erectus). Отец сделал мне маленькую спецстальную полированную тросточку и я, «как денди лондонский», стал ходить в гости в соседние палаты. Оказалось, что я единственный пацан во всей больнице.
Молодой штукатур, упавшая с лесов и лежавшая в соседней палате, научила пятилетнего мальчишку частушке:
Вилки-носилки,
Топор-молоток,
Попросил я у милки,
Сказала — короток.
И сейчас я был примерно в таком же возрасте и напряжённо думал о том, что был полковником, флигель-адъютантом свиты Его императорского величества и я не могу прийти и сказать всем:
— Я это Я!
Кто мне поверит? Никто. Кто меня допустит туда, откуда это можно сказать всем? Никто. Кто я? Никто.
Мне было намного легче, когда я очнулся с разбитой головой зимой 1907 года в губернском городе Энске. Я уже был кто-то. Причём, «Кто-то» с прописной буквы.
Я достаточно обеспечен. У меня приличный счёт в банке. Вернее, общий семейный счёт с покойной супругой моей Марфой Никаноровной. Там нет никаких электронных подписей, а только сканы обеих наших рук как распорядителей средств на счету. Но я же не могу в четыре года прийти в банк и отдать соответствующие распоряжения. Кто его знает, совпадут ли мои отпечатки ладоней из того времени с сегодняшними. И самое главное. Не нужно делать сенсации из моего появления здесь. Придётся заново постигать науки, это не лишне и бесцельно прожигать свою жизнь до совершеннолетия.
Хотя, почему это прожигать? Нужно использовать время для того, чтобы лучше подготовиться к новой жизни, которая ждёт меня с восемнадцати лет.
В шесть лет я был отдан в начальную школу, как сын рабочего. Что меня ждало? Четыре года обучения в начальной школе, десять лет возраста, четыре года обучения в ремесленном училище, четырнадцать лет, два года учеником на заводе, шестнадцать лет, сдача зачётов на разряд по специальности. В двадцать лет призыв в армию, а потом снова туда, откуда призывался. Заколдованный круг. В таком круге ни один полуграмотный фельдфебель не изобретёт всемирно известный автомат. Даже если произойдёт пролетарская революция, то полуграмотный фельдфебель так и останется полуграмотным фельдфебелем, которому поручат командовать сотней выдающихся инженеров, которые создадут всемирно известный автомат и которому дадут имя полуграмотного фельдфебеля с пролетарским происхождением.
В начальной школе я учился на отлично, посещая кружки джиу-джитсу и русского боевого самбо (самооборона без оружия). От секции бокса меня отговорил наш классный наставник губернский секретарь Викентьев Анастас Иванович с подпольной кличкой «Настасья Ивановна». Губернский секретарь носил синие петлицы с одним просветом, процветом, как говорили в обиходе, и двумя маленькими звёздочками вдоль просвета.