Дедовская баня стояла справа от входа в ограду. Около бани стояли два корыта, наполненные водой и нагреваемые на солнце. Я быстро помылся тёплой водой и вытерся насухо полотенцем, а рядом уже стоял Кац с мундиром.
— Если бы не вы, — сказал он, — старый Кац никогда бы не полетал на самолёте и не почувствовал бы себя героем.
— Как только приеду, так сразу представлю Каца в коллежские регистраторы, — подумал я и стал одеваться.
Носки, брюки, полуботинки, белая рубашка, подтяжки, галстук, мундир. Всё, одет. Расчесался. Надел фуражку. Вот сейчас всё. ААА уже оделась и ждёт меня с вещами. Кац проверил, погладил ладонью по спине и доложил: готово!
Я вышел во двор и пошёл к легковой машине. Народ смотрел с восторгом. Вот так вот, кто-то из наших деревенских в виде своих внуков, но выбился в настоящие генералы.
Легковая машина круто развернулась и мягко пошла по грунтовой дороге в сторону мельницы, по мельничному мосту мы переехали на другой берег и вскоре над горой стал возвышаться купол и крест кафедральной церкви и наконец показалась она сама. Пятнадцать минут езды по селу и вот уже виден самолёт, тот же самый «Дуглас». Узнал по номеру. С нами летел только Кац. Остальные были солдаты из местной команды, автомашины уездного руководства.
Мы ещё не доехали до самолёта, а он уже начал раскручивать винты. Вероятно, срочность большая. Осмотревшись вокруг, я сел в самолёт рядом с ААА, и пилот резко пошёл на взлёт.
Глава 68
В пути мы были почти пять часов. Прямо с аэродрома я поехал в Зимний дворец представиться ЕИВ и доложить о прибытии.
Во дворце на меня набросился цесаревич и обнял меня в районе талии.
— Как дела, корнет? — спросил я, — Как успехи в учёбе?
Лучащиеся глаза мальчика говорили сами за себя.
В кабинете ЕИВ находился и премьер-министр. Вероятно, по радио сообщили о времени прибытия, вот он и приехал заранее.
ЕИВ встал и как-то печально-торжественно произнёс:
— Ангел, отечество в опасности.
— Всё-таки зажгли Хабаровскую спичку? — спросил я. — Я слышал, что вы восстановили в должности отстранённого мною генерал-губернатора, начальника дивизии и полицмейстера?
Оба согласно кивнули головой.
— И каков дальнейший план действий? — спросил я.
— Военные предлагают силовой вариант, — сказал Сивков.
— А что думают по этому поводу ЕИВ и господин премьер-министр, есть ли у них какие-то предложения? — спросил я, обращаясь к собеседникам в третьем лице, потому что по своему положению я не мог требовать от них ответа.
— Мы потому и пригласили Вас, что хотели обсудить создавшееся положение и выслушать вас, как свидетеля событий, происходивших полтора месяца назад в Хабаровске, — сказал ЕИВ.
— Я прошу ввести меня в курс событий, потому что два с лишним месяца я был не у дел, а последний месяц провёл в деревне на рыбалке и активном отдыхе, — сказал я. — Но одно я скажу. Мужики из дальней деревни всем миром решали, участвовать им в бунте против власти или нет. И большинство склонно к участию в бунте.
— Восстание полыхает по всей империи, — сказал ЕИВ. — Интенсивность разная, но пламя подожгло и окраины. Если в основной России люди требуют прекращения полицейского произвола и свободных демократических выборов, то окраины требуют самостоятельности и выхода из состава империи. В армии идут колебания. Половина готова подавить восстание, половина может повернуть оружие против своих товарищей. В десятки раз увеличилось число суицидов среди офицеров и нижних чинов.
— Кто-то пытался вступить в контакт с восставшими? — спросил я.
— С обращениями и призывами образумиться по телевидению и радио выступали я и господин премьер-министр, — сказал ЕИВ. — Результат отрицательный. Одна надежда на Вас. Вы уже спасали империю вместе с покойным батюшкой и покойным Петром Аркадьевичем Столыпиным. Я призываю Вас спасти империю во второй раз.
Я сидел и думал, что то, что я могу предложить, категорически не понравится моим собеседникам. Абсолютно. Времена, когда всё делалось по щучьему велению и по моему хотению, давно прошли. На дворе последняя четверть двадцатого века и в мире остались только две империи. Великобритания и Россия. Великобритания маленькая такая империя, которую империей можно назвать с огромной натяжкой. Другое дело Россия. Но удел всех империй — распад. Рано или поздно, но они распадаются по внешним и внутренним причинам. И Россия не исключение. Конституционная монархия может сохраняться в любой стране, можно даже и Россию называть империей, от этого никому не будет жарко или холодно.