Однажды, когда я ночевал в избе старца, меня положили довольно близко к той перегородке, за которой спал он сам. И я слышал, как горько плакал он ночью. Наутро же был весел и радостен, как всегда. «Наш путь, — сказал он как-то о старчестве, — как у канатоходцев: дойдешь — хорошо, а свалишься на полпути — вот будут смеяться!»
Уезжая в последний раз, я ждал разрешения и благословения старца на отъезд. Запряженные дровни уже стояли на дворе. Времени до отхода поезда оставалось мало, и я, признаюсь, стал уже нервничать, боясь опоздать. Двадцать пять верст, ночь, мороз, худая деревенская лошаденка — скоро ли довезет она! Но старец медлил. Я попросил хозяина напомнить ему о моем отъезде, но крестьянин с укоризной взглянул на меня, маловерного, усомнившегося. Старец тут же сидел у стола и как бы рассматривал будильник, стоявший перед ним. Я понял, что успеть на поезд уже невозможно, и думал с неудовольствием о тех последствиях, которые может вызвать в Москве мое опоздание. Время все шло. Вдруг старец взглянул на меня и ясно и твердо, как бы отвечая на мои беспокойные мысли, сказал: «Даю вам ангела в сопровождение. Ни о чем не беспокойтесь». Время ли растянулось, дорога ли сократилась, но, к великому моему удивлению (и стыду!), на поезд я не опоздал.
Старца я больше не видел. Он умер незадолго до моего отъезда за границу. Жене моей удалось еще послать гроб для его тела и немного денег на похороны».
Мать Серафима (Бобкова), в 1927 году являвшаяся духовной дочерью отца Никона (Беляева), часто бывала у старца в Холмищах. Раз пришла она — пешком из Козельска — взять благословение у отца Нектария, он и спрашивает ее: «Кто у тебя духовник?» (хотя знал это, конечно). «Отец Никон», — отвечает она. «Нет у тебя духовника», — как-то загадочно ответил старец, потом раскрыл том творений святителя Иоанна Златоуста, где находилась переписка его с диаконисой Олимпиадой, и сказал: «Видишь, как Олимпиада скорбела, когда учитель ее на корабле в ссылку пошел. А Златоуст-то как страдал! Там, в ссылке, климат был неподходящий, вот и болел он лихорадкой и другими болезнями». «А я говорю: «Батюшка, к чему вы мне эту книжку показываете, я и дома прочесть могу, — вспоминает матушка. — Вы мне лучше скажите что-нибудь». А батюшка все свое продолжает. Тут Мария вошла, требует, чтобы мы уходили. Батюшка нас и отправил и велел идти на Ивановку — пятнадцать верст лесом, а дело было к вечеру. Мы послушались, пошли, а навстречу нам едут отец Никон и отец Геронтий. Расспросили и повернули нас в Холмищи. Там мы и заночевали. Отец Никон говорит: «Похоже, что батюшка мне ссылку предсказывает. Вот я сам спрошу у него». Пришел к батюшке и говорит: «Почему вы мне ничего о ссылке не говорите, а моих духовных чад смущаете?» А батюшка в ответ ему: «Прости, отец Никон. Это я испытывал любовь к тебе твоих чад духовных. Это я пошутил». И вытащил ватную скуфью с наушниками, взял у отца Никона его летнюю, а эту, теплую, надел ему на голову. Отца Никона выслали из Калуги на Соловки в день памяти святителя Иоанна Златоуста». В начале следующего года, 27 января / 9 февраля, в день перенесения мощей святителя Иоанна Златоуста, отец Никон был отправлен с калужского вокзала этапом: он приговорен был к трем годам содержания в Соловецком концлагере.
Глава X
Кончина
В феврале 1928 года у старца Нектария открылась грыжа, от которой он очень страдал. Он еще ходил, и когда грыжа выпадала, он сам ее вправлял. Но силы его быстро слабели. Он часто ложился отдохнуть. Когда, узнав о его болезни, Надежда Павлович приехала в Холмищи, он принял ее, благословил, но исповедовать не стал: «Я от тебя не отказываюсь. Только грызь у меня. Нет сейчас сил у меня. Ты исповедуйся у другого православного священника. Только в красную, «живую церковь», не ходи». Н. Павлович пишет в своих воспоминаниях, что он отослал ее из Холмищ домой, сказав: «Я умираю и вымолю тебя у Бога. Я все твое возьму на себя».
Среди последних посетителей старца была его духовная дочь С. А. Энгельгардт (прихожанка храма святителя Николая в Кленниках, в Москве, где настоятелем был священномученик отец Сергий Мечёв, сын праведного Алексия Мечёва, почти всю жизнь прослужившего в этой московской церкви, имевшей постоянную связь с Оптиной пустынью). Вместе с ней были отец Сергий Мечёв, отец Борис Холчев, доктор С. А. Никитин (впоследствии епископ Калужский и Боровский Стефан). Уехали они примерно за неделю до кончины отца Нектария.
Отец Адриан Рымаренко, вызванный телеграммой, приехал в Холмищи в четыре часа пополудни 29 апреля. Матушка Евгения писала: «Батюшка лежал покрытый новой простыней и белым вязаным платком. Отец Адриан с грустью увидел, что батюшка его не узнаёт. Он перешел в приемную и начал читать Псалтирь, которую всегда читали у батюшки. На шестой кафизме отца Адриана позвали к батюшке — помочь его переложить. Были София Александровна Энгельгардт и Мария Ефимовна (монахиня из Гомеля. — М. Л.). Отцу Адриану нужно было подложить руки под спину батюшки, кто-то держал голову. Когда отец Адриан приподнимал батюшку, он так ласково посмотрел на него и что-то прошептал; все видели, что батюшка узнал отца Адриана. Мария Ефимовна принесла два образа из приемной: великомученика Пантелеймона и преподобного Серафима и, указывая на образ целителя Пантелеймона, сказала: «Батюшка, благословите им отца Адриана». Батюшка с трудом протянул руку, взял образ и положил его на голову отца Адриана. Потом отец Адриан попросил образом преподобного Серафима благословить всю семью нашу. Через несколько минут батюшка погрузился в забытье.