Уильям хотел знать, почему только у детей с Родины могут быть родители, и я сказал ему пойти и поднять этот вопрос с Перл и Ханом.
Мила пришла и спросила Кайю, можно ли ее тоже удочерить.
— Никогда не знаешь наверняка, — сказала Кайя девочке и поцеловала ее в лоб. — Я уверена, что каждый взрослый гордился бы такой дочерью, как ты.
— Могу я быть твоей дочерью? — спросила Мила Кайю с застенчивой улыбкой.
— Да, — решительно сказал я, но Кайя покачала головой.
— Арчер и я должны относиться ко всем детям здесь одинаково. Мы вас всех очень любим, но я уверена, ты можешь себе представить, как тебе было бы тяжело, если бы мы тебя удочерили. Другие дети будут ревновать, тебе не кажется?
Мила закусила губу и кивнула.
— Думаю, да.
Когда она убежала, Перл подошла поговорить с нами.
— Я должна сказать, что вы двое меня удивляете. Со всеми вашими ссорами я наивно думала, что вы не очень нравитесь друг другу.
Кайя рассмеялась.
— Мы и не нравились друг другу. Я действительно думала, что Арчер был самым упрямым и раздражающим человеком в этом мире.
— Невозможно. — Перл рассмеялась. — Это наверняка был бы Хан.
— Вы выбрали пятерых мужчин, которые будут представлять Северные земли? — спросил я Перл.
— Почти, — выдохнула она. — Конечно, есть Финн, и Кристина рекомендовала одного из мужчин, которые помогали ей на археологических раскопках. Его зовут Брюс Ли, и после встречи с ним я согласна, что он должен быть включен в проект.
— Это только два.
— Да, но завтра я провожу собеседование с десятью кандидатами. Все они были рекомендованы мне и описаны как умные, сердечные и уважительные люди.
— Я не уверена, что назвала бы Финна уважительным. — Кайя ухмыльнулась. — Его шутки могут быть довольно грубыми.
— Ну, я имела в виду уважительное отношение по стандартам мужчин Севера, — поправилась Перл.
Пока две женщины продолжали разговаривать, я подошел и сел рядом с Финном, который одиноко лежал на траве на солнце.
— Ты ли тот счастливый жених? — спросил он и открыл один глаз, чтобы посмотреть на меня. — Я думал, ты сейчас будешь занят подтверждением своего брака.
— Время еще есть, — ответил я и вытянул ноги перед собой.
Финн использовал свои руки в качестве подушки и щурился от солнца.
— Я видел, что ты сделал с Соломоном.
— Угу.
— Он никогда не простит тебе этого.
— Вероятно, нет, но, по крайней мере, я вмешался, чтобы защитить его от гнева Магни. Это больше, чем сделал ты сам.
— Эй, я думаю, ты кое-что забываешь. — Он приподнялся на локтях. — Я врач; моя работа — лечить раненых, а не получать ранения самому.
— Так вот почему ты никогда не сражаешься на турнирах? — спросил я. — Ты хороший боец, но я никогда не видел, чтобы ты участвовал.
Он наклонил голову вперед и назад, словно взвешивая доказательства.
— Я хотел драться за Лауру, но когда Магни сказал, что будет участвовать в турнире, я передумал.
— Потому что он твой лучший друг? — спросил я.
— Это, а также потому, что Магни был лучшим бойцом и вторым по значимости человеком в стране, было само собой разумеющимся, что она выберет его, — сказал он как ни в чем не бывало. — Оказалось, что это был хороший выбор, так как Магни теперь один, в то время как я собираюсь купаться в женщинах через несколько дней.
— Перл все еще нужно найти последних трех человек для проекта, — сказал я.
— Да, это будет тяжело для нее. — Он усмехнулся. — Но это то, что она получает за то, что выбрала меня первым. Я сказал ей, что ей придется снизить свои ожидания и что она не найдет никого столь же очаровательного и удивительного, как я.
— И какой у тебя план, когда ты доберешься до Родины? — спросил я.
— Я не уверен, — сказал он и снова стал серьезным; он потер лоб. — Я думаю, что если бы я уже не был на Родине, я бы сказал, что мой план состоит в том, чтобы найти как можно больше женщин, посадить свое семя и немного повеселиться.
— Но?
— Но мой план изменился.
Я не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел Финна таким серьезным, кроме того раза, когда он обрабатывал ожоговую рану Уильяма.
— Помнишь, я рассказывал тебе, как Афина прокляла меня?
— Да.
Финн немного поерзал и подобрал немного травы, которую порвал на мелкие кусочки.
— Я знаю, в это трудно поверить, но она была так зла на меня, и то, как она усмехалась, когда проклинала меня… — он вздрогнул. — Я клянусь, ее глаза горели, и она пела на другом языке и все такое.
— На каком языке?
— Я не знаю, наверное, какой-то мертвый язык. Это было жутко.