Я видел, как это происходит: впалая пасть акулы открывалась и ряды изогнутых зубов выдвигались вперед, как складные ножи. Понятно, почему раны, которые я видел на трупе кита, были неглубокими - глубоко грызануть эта тварюга не могла.
Это и спасло человека, которого она выбрала своей жертвой. Вместо того, чтобы тащить его на глубину, как поступила бы нормальная акула, эта сорвала кожу и значительную долю мяса с лодыжки, отплыла чуть в сторону, чтобы развернуться и снова напасть.
Но я уже был рядом. Я ударил ее обеими ногами, чтобы откинуть подальше, нанес несколько ударов хвостом, лишь один из которых оказался удачным. Я порезал акулу, но порезал не сильно, она ушла в широкий круг - видимо, собиралась отдохнуть и напасть снова.
Я мог бы преследовать ее, но решил разделить этот перерыв. Мне нужно было увидеть, кто из моих учеников пострадал.
Я всплыл рядом с людьми. Дух и Сержант держали раненого, Рыбка перетягивала жутковатую на вид рану, ловко срезала обрывки кожи. Водяной, который и стал жертвой акулы, не кричал; он вообще не издавал ни звука, лишь по глазам я мог понять, что он еще в сознании.
Все они были бледны и серьезны, но не напуганы. Когда они заметили меня, я даже почувствовал с их стороны легкую радость.
Радость?! Они не злятся на меня? Ведь это же я позволил гадине добраться до Водяного!
- Мы уж думали, тобой закусили! - обернулся ко мне Облом. Он пытался изобразить свою обычную ухмылочку, но получалось плохо.
- Я медлил. Простите меня...
- Хорошо, что ты жив, - с трудом произнес Водяной.
Не злятся, не винят меня, понимают... Но почему? Что случилось с их ненавистью?
Я не успел спросить их, акула возвращалась. А я не хотел подводить их еще раз.
Теперь я плыл навстречу ей с большой скоростью, чтобы увеличить расстояние между нами и людьми. Акула заметила меня, попыталась уйти в сторону, но я не дал. Тогда она сообразила, что столкновение неизбежно, и кинулась на меня, снова обнажились челюсти.
В этот момент существо не было похоже на акулу, оно было похоже на чудовище из фильмов ужасов: глаза пылают яростью на дикой звериной морде, бело-желтые клыки, острые и длинные, выпирают прямо из шеи, все движения резкие, но вместе с тем подчиненные одному ритму... Великолепный хищник.
Я попробовал ударить хвостом в распахнутую пасть. Отчасти, это у меня получилось: из-под острия шипа брызнула багровая, почти черная, кровь. Но челюсти сомкнулись на моем хвосте раньше, чем я мог нанести серьезные повреждения.
Мне показалось, что мой хвост снова пытаются сломать - так уже было в прошлом. Челюсти давили с силой гигантского пресса, готового раздробить мою чешую. Больше всего мне хотелось сделать то, что не раз спасало мою жизнь: высвободить электрический заряд. Момент был идеальным, смерть твари - гарантированной, но я знал, что не сделаю этого.
Лита говорила, что в воде электричество действует иначе, имеет большую силу. Я не был уверен, что люди не пострадают от моих действий. Они ведь близко...
Поэтому я выбрал другой путь. Подтянувшись на хвосте, я ударил когтями по глазам акулы. Не попал, к сожалению, но добился желаемого эффекта: челюсти разжались. Больше я своим хвостом рисковать не собирался, надо пробить шкуру.
Наша схватка напоминала игру в кошки-мышки. Каждый из нас использовал расстояние как защиту и старался приблизиться лишь в момент, выгодный для нападения. Я целил хвостом в брюхо, акула пыталась снова поймать меня челюстями. Я заметил, что рана, которую я нанес ей раньше, больше не кровоточит.
Проклятье, эта стерва выносливая!
Внезапно я почувствовал присутствие рядом с собой человека - кто-то из моих учеников приближался. Микрофон, который на меня нацепили, ожил, и я услышал голос Рыбки:
- Кароль, поймай эту суку и не давай ей двигаться.
- Ты не пробьешь ее шкуру, уплывай, тут опасно!
- Пробью, если попаду в глаз. Кароль, ты и сам знаешь, что в отряде меня держат не за силу. Я снайпер, и сейчас у меня есть оружие, с которым я умею обращаться.
Она была спокойна, действовала не в порыве гнева, а потому, что считала это разумным. Я не хотел ей доверять, я привык полагаться только на себя. Но... я заставил себя сделать исключение.
Акула тоже заметила Рыбку и насторожилась, загорелась жаждой крови настолько, что забыла про меня. А я только такого момента и ждал.
Я крутанулся в воде так, что создал небольшой водоворот; кровь застучала у меня в висках. Однако резкое движение оправдало себя - я был под брюхом у акулы. Здесь ее не защищали плавники, так что я мог подплыть совсем близко, моя чешуя столкнулась со шкурой существа. Думаю, если бы мы не были под водой, искры сыпались бы во все стороны. Хвостом я скрутил ее хвост, руками удерживал за шею, прямо под челюстью. Акула сразу же начала рваться, но пока я был сильнее.
- Давай! Долго я не выдержу!
На тренировках Рыбка нервничала, мельтешила и даже паниковала, но сейчас она была другой. Во всей ее фигуре появилась уверенность, приходящая только с опытом, движения стали быстрыми и четкими. Не было паузы после моих слов, она просто выстрелила.
И попала.
Акула странно дернулась, и затихла, ее мышцы так и остались сжатыми, но все движение внутри гигантской туши прекратилось. Она умерла мгновенно.
У меня не было сил удерживать такую махину, и я отплыл в сторону. Акула медленно, плавно начала опускать на дно. Из глаза у нее торчало только основание стальной стрелы, остальное ушло в голову.
Течение здесь слабое... думаю, люди сумеют найти труп, если захотят. А нам нужно возвращаться, и срочно!
- Ну как там? - спросил Сержант, когда мы подплыли к ним.
- Кончено, - коротко отозвался я. - А как он?
- Жив, но все-таки отключился... Его надо на корабль, быстро!
- Я отнесу, я плаваю быстрее вас, даже учитывая все оборудование. Вы сами найдете дорогу?
- Да, не думай о нас, помоги ему!
Я старался держать Водяного так, чтобы быстрое движение в воде не нанесло ему еще больший вред. Не думаю, что у меня получилось: он был почти одного роста со мной и значительно замедлял мое движение, но все равно я развил немалую скорость. Я видел, что кровь все еще сочится из раны, покидает его, и чем быстрее мы двигались, тем больше становился алый след за нами.
Теперь я понимал, что чувствовал Алтай, когда поднимал меня, израненного и умирающего, со дна. Тому, кого спасают, не страшно и даже не больно; страшно тому, кто спасает - страшно не успеть, навредить. Особенно если этот кто-то косвенно виноват в ранении.
На корабле нас уже ждали - видимо, Сержанту удалось связаться с ними и все рассказать. Медики стояли на спущенной к воде платформе; я передал им Водяного, и про меня забыли. Второй раз... второй раз повторяется эта ситуация. Второй раз я приношу его прямо на больничную койку. И если во время шторма он был виноват сам, то теперь...
Я забрался на палубу по своей лестнице. Остальные мои ученики приближались, я мог не беспокоиться за них, в воде больше нет угрозы. Мне нужно было видеть, что происходит.
Водяного перевязывали, вытирали, снимали с него оборудование. Он тяжело дышал и не приходил в сознание, капитан приказал готовить вертолет, но главный врач, сказал, что необходимости нет. Угроза для жизни отсутствует.
Я почувствовал огромное облегчение, которое, впрочем, не изгнало полностью мою вину. Усталость навалилась на меня - не только физическая, но и душевная. Люди мельтешили по палубе, не обращая на меня внимания - или игнорируя, будто и нет меня.
Кто-нибудь, ну подойдите, скажите, что я не виноват... Пожалуйста...
- Кароль...
Я не поверил своим ушам, развернулся. Лита улыбнулась и наклонилась ко мне; улыбка была печальной.
- Привет... Извини, что так долго.
Я больше не чувствовал в ней ни веселости, ни кокетства, и лишь теперь сообразил, что все это было наигранным. Все для других, для посторонних глаз, она не объясняла мне ничего, потому что надеялась, что я догадаюсь. Нет, но я же не ищу легких путей! Мне же обязательно надо себя чем-то изводить!