А с ним и до рытвенника.
И там…
- Мир будет спасен! – возвестил жрец, наконец, решившись оторвать голову. А девочка вздохнула и ответила:
- Как же ты мне надоел.
Глава 38
Глава 38
Раб махнул рукой, призывая идти следом, и Верховный двинулся вдоль огромных полок. Он шел нарочито медленно, заставляя себя смотреть и запоминать.
Смотреть…
Полки.
Металл. И на полках металл. Потолок… высокий. Только в храме, пожалуй, есть настолько высокие потолки. И во дворце Императора. Но там их поддерживают колонны. А здесь? Или полки эти, упираясь в потолок, и являются своего рода колоннами? Разглядеть не получается.
Как и сам потолок.
Он светится. И ярко. Резко даже. Отчего почти сразу начинает болеть голова, и глаза слезятся. И Верховному приходится опускать взгляд. Но потом, через несколько шагов, он снова поднимает голову, пытаясь понять, откуда исходит этот свет.
Почему он столь ярок?
Ярче даже камней, которые используют маги.
Раб держится впереди. А вот Гароа отстал. И это кажется недобрым знаком. Сердце снова несется вскачь. Слишком все вокруг… иное.
Странное.
Это пугает само по себе.
Но полки, которые теперь кажутся сродни стенам, расступаются. Пространство, свободное от них, невелико. И Верховный озирается, вдруг понимая, что вряд ли отыщет дорогу обратно. Слишком уж все вокруг одинаковое.
Надо было…
Что?
Он смотрит на пол, такой же металлически-сизый, гладкий до того, что, кажется, еще немного и Верховный увидит свое в нем отражение. Но нет. Даже тени не ложатся, что тоже противоестественно.
Но вьется под ногами тонкая, едва заметная нить. Она поблескивает золотом, и Верховный с трудом сдерживается, чтобы не наклониться, не коснуться этой нити пальцами.
Раб же просто переступает через неё.
Он идет к странному сооружению, что высилось в центре вычерченного на полу круга. Оно походило на пирамиду с широким основанием, что вырастало из гладкого этого пола. Оно, изначально имея тот же, серо-стальной цвет, меняло его к вершине. Сперва сталь прорезывали золотые нити, позже к ним добавлялись зеленые, красные. И сплетаясь меж собой, они создавали диковинный узор.
И вновь же хотелось коснуться его.
Но раб вытянул руку и промычал что-то неразборчивое. Впрочем, Верховный понял. И спорить не стал. Преисполнившись смирения, он встал подле черты, глядя, как широкие такие грубые с виду руки раба коснулись творения Древних.
В подземельях Храма имелись… да, пожалуй, что имелись не такие вот пирамиды, но вещи неясного свойства и сумрачного происхождения. Вещи, которые пытались изучать, но после заперли, отнеся к числу иных сокровищ.
Теперь же…
Вершина пирамиды раскрылась диковинным бутоном. И часть лепестков поднялась выше, а часть опустилась, и бутон превратился в ложе, на которое раб бережно уложил старшего из Гароа.
Стоило ему отступить, и нити, что красные, что зеленые, пришли в движение. Они опутали тело, кажется, некоторые даже пробили кожу.
Лишь опыт позволил Верховному удержаться от крика. И не выказать отвращения, ведь взгляд старика, ныне на удивление ясный, был прикован к его лицу.
- Ты хорошо держишься, - раздался сухой скрипучий голос. – Мой никчемушный правнук по сей день не решается пройти дальше первого уровня. А ты… ты держишься хорошо.
Это говорил не старик. Его губы не двигались. А над его головой шевелились тончайшие золотые нити. Будто клубок воздушных змей.
- Но я чувствую и твой страх, и твое удивление. Это понятно. Мне ничего не угрожает.
- Я уже понял, - Верховный все же поклонился. Не потому что должен, но человек, который рискнул воспользоваться творением Древних, и сумел подчинить удивительную машину – а Верховный осознал, что видет перед собой именно механизм, пусть и невероятно сложный – был достоин уважения.
- И хорошо. Я не обманулся. Было бы обидно. Времени у меня осталось не так и много. Оно продлевает жизнь. Не знаю как. Но продлевает. Только ничто не может длиться вечно.
Старик смежил веки.
А раб затоптался рядом, заухал.
- Тише. Все хорошо. Тело слабо. Разум… разум заслужил отдых. Я решил открыться тебе, Верховный, ибо то, что я видел, что слышал о тебе говорит, что ты – человек достойный и искренне радеющий об Империи. Мне же не хотелось, чтобы все это пропало.
- Благодарю, - Верховный вновь поклонился. С него не убудет. Ибо то, что открылось ему, было сродни чуду. А чудеса стоят толики благодарности.