Она произнесла это чуть в сторону.
И все одно Миха не почувствовал угрызений совести. А вот то, что жрать охота, так это да. Голод, попритихший было, вновь вернулся. И приходилось делать усилие, чтобы спокойно жевать, а не заглатывать чертову кашу кусками.
- И что теперь?
- Теперь, - Миара выпрямилась, хотя и до того спину держала прямо. – Теперь тебе решать. Барон так сказал. Мальчи-ш-шка.
Это она прошипела.
Да, определенно, есть в ней что-то донельзя змеиное. Не во внешности. В ощущениях.
- То есть, - решил уточнить Миха. – Если я помру, то ты тоже?
- Мы, - поправила она. – Мой брат к тому, что случилось, не имеет отношения. Но платить за мою глупость придется и ему.
- А если помрешь ты? Что будет со мной?
- Уже, наверное, ничего, - она теперь глядела в стену. – Ты стабилен. И в поддержке не нуждаешься.
И Миха поглядел. Ничего так стена. Каменная. Надежная. Холодная только, несмотря на жаровни и середину лета.
- То есть, я могу…
- Можешь.
- И ты так просто об этом говоришь?
- Почему бы и нет? Госпожа будущая баронесса, - а вот теперь она определенно издевалась, не над Михой, конечно, и без улыбки, одним лишь тоном, как умеют лишь женщины, выказывая и презрение, и отношение свое к этой самой баронессе. Вот только и боялась она её теперь, пусть даже страх скрывала. А Миха вот все одно чуял. – Не стала бы молчать. Убивать меня не выгодно.
- Расскажи еще, - проворчал Миха.
Хотя и вправду убивать кого-то желания не было.
Совершенно.
И не то, чтобы совесть мучить будет. Может, конечно, и будет. Теперь, когда Миха себя вспомнил, он, прежний, никого не убивал и вообще мама учила женщин уважать. Мама точно не одобрила бы и, может, сказала бы, что девочка не виновата, что жизнь у нее была тяжелая. Или еще причину какую нашла бы.
И поглядела бы так, с укоризной, отчего прежний Миха смутился бы.
И проникся бы.
К счастью, мамы здесь не было, а вот магичка имелась. Сидела с невозмутимой физией. И явно готовилась торговаться.
- Во-первых, я действительно хороший целитель. А он тебе, судя по всему, лишним не будет.
- У меня уже есть один.
- Если ты о девочке, то зря. Она не целитель. Я не понимаю природы её силы. Она способна вернуть мертвых. Возможно, преобразовать плоть, но это не совсем то, что нужно. Целитель нужен будет не только тебе, если ты решишь здесь остаться. В замке сотни людей. И они болеют, что взрослые, что дети… детей тебе не жаль?
- Манипулируешь.
- Извини. Сложно избавиться от старых привычек. А ты чересчур добр. Это не осталось незамеченным. И не только мною.
Вот ведь.
И главное, возразить нечего. Целитель и вправду нужен. Даже там, в старом Михином мире, дети болели. Он помнит, пусть и память эта довольно абстрактная. Но там имелись педиатры и прочие нужные доктора, еще поликлиники, анализы и больницы.
Антибиотики.
А тут – одна наглого вида девица альтернативой всему вышесказанному. Миха потер шею, которая почему-то зачесалось и буркнул:
- Есть хочу.
- Не спеши. Голод в твоем положении нормален. Ты несколько дней питался лишь медовой водой. Но телу нужно привыкнуть. Если поспешишь, оно станет отторгать пищу. А во-вторых… ты теперь питаешься моей силой. И если вновь подойдешь к краю, мы тебя вытащим.
- К этому краю ты меня подвела.
- Не спорю. Я могу принести клятву.
- Ваши клятвы, как показывает практика, ничего не стоят.
- Смотря какие, - она выдержала взгляд. А глаза у нее седые. Точно. Миха подбирал, подбирал и наконец понял, что ему напоминает этот цвет, то ли белый, то ли серебряный.
Седину.
- Есть еще кое-что. Конечно, мы сбежали. И этого не оставят без… скажем так, последствий. Пока мой старший брат пытается удержать власть, но рано или поздно, он сумеет освоиться. И вспомнит об отступниках. Потребует выдать.
Она сцепила пальцы. Тонкие. Белые. Слишком уж тонкие и чересчур белые, будто кукольные.
- Поэтому ты мне нужен.
- Я?
Вот уж не было печали.
- Ульграх – старый род. Могучий. Пусть Теон и не удержит всех, но сил у него останется достаточно, чтобы устроить неприятности.
- А я, стало быть, встану на пути его и защитю. Тьфу, защищу? Или как там, правильно?
Она умела улыбаться, так, неловко, виновато, отчего становилась похожей просто на хрупкую слабую женщину. И захотелось даже поверить.
Миха не стал.
С тоской поглядел на опустевшую миску. Вот пожрать бы он не отказался.