10 марта (понедельник)
Урок длился только 15 минут (5.45–6 вечера). Он постоянно делал плетки, и я помогал ему. Он немного говорил по-английски и под конец урока, наконец, сосредоточился, был не так застенчив. У него милое маленькое лицо и очень обаятельная улыбка.
14 марта (пятница)
О. Н. [Ольга Николаевна] сдала свой последний экзамен. Во-первых, 7 марта она написала диктант по сказке Оскара Уайльда „Selfish Giant“ („Великан-эгоист“ — англ.), а сегодня сдала изложение по книге „Called Back“ („Призванный обратно“ — англ.)[38]. Диктант был написан Великой Княжной совершенно самостоятельно, чего я не могу сказать о последнем [о сочинении]. Мы все очень веселились по этому поводу. Я с сожалением думал, что наши уроки уже заканчиваются, потому что, несмотря на небольшие исключения, они были очень приятны.
15 ноября (суббота)
А. Н. сидел за письменным столом, когда мы начали заниматься, и я продолжил читать ему сказку „The Fish & the Ring“ („Рыба и кольцо“ — англ.), которая еще не была закончена мной. Очень скоро он пошел, сел на диван и сказал: „Идите и сядьте здесь“. Так мы сидели, а затем он лег на диван. Он был очень тихий и чувствовал себя далеко не лучшим образом. Сказку он слушал очень внимательно и, когда я закончил, он лаконично сказал: „Другую“. Я задал ему несколько вопросов и по его кратким ответам догадался, что он понял содержание. Затем я рассказал ему сказку „Cap of Rushes“ („Шапка из камыша“ — англ.)[39], которая заняла у меня оставшиеся полчаса.
17 марта (понедельник)
В ожидании, кода Петров закончит урок и выйдет из комнаты, я открыл дверь в 5.40. Но я не мог сразу приступить к занятиям, так как еще не завершились предыдущие. Это был урок правописания: нужно было отвечать на вопросы в письменном виде. Ребенок устал. После того, как ушел П. В. [Петр Васильевич], у меня оставалось всего четверть часа. Мне не повезло. Сначала он принялся резать ножницами хлеб и затем бросать его птицам, для чего пришлось открывать и закрывать оконные створки — работа оказалась довольно нервной. Затем он обмотал проволоку вокруг зубов и хотел проделать то же самое со мной. Ну, естественно я побоялся. И что самое худшее, он снова взял ножницы и настоял на том, чтобы резать все, или притворился, что режет все. И чем настойчивее я пытался предотвратить это, тем в больший восторг он приходил. Тогда он не выглядел красивым: у него было странное выражение лица. Затем он захотел подстричь мои волосы, а потом свои. Когда я попытался ему помешать, он спрятался за портьеру и обмотал ее вокруг себя. После того, как я извлек его из портьеры, он успел отрезать себе прядь волос, и очень расстроился, когда я сообщил ему, что у него на этом месте образовалась проплешина. Дальше он попытался отрезать ножницами кусочек обоев и портьеры. Закончилось это тем, что он начал извлекать из портьер свинцовые гирьки. Под конец, он пригласил меня пойти с ним в игровую комнату, но я сказал ему, что уже 6 часов. Тогда он спустился вниз, крича о том, что вынул из портьеры свинец. Безусловно, он уже больше понимает по-английски. Но этот урок был скорее возмутительным, чем приятным».
Гиббс, все еще не знавший о том, что Цесаревич болен гемофилией, не представлял себе, насколько неприятными могли быть последствия любого происшествия с ножницами.
Здесь Гиббс ненадолго перестает вести дневник. Когда он вновь внес туда нескольких кратких записей, за пределами Царского Села уже было неспокойно. В то знойное беспокойное лето Гиббс взял отпуск и отправился в Англию, где в Нормантоне жил его отец, вышедший на пенсию. Пока он гостил дома, президент Франции Раймон Пуанкаре[40] пересек Финский залив и прибыл в Россию с государственным визитом. Новый посол Франции Морис Палеолог вспоминал драгоценности, в которых появились дамы на банкете в Петергофе: «фантастический водопад бриллиантов, жемчугов, рубинов, сапфиров, изумрудов, топазов, бериллов — блеск огня и пламени». Приблизительно в то же время пламя намного страшнее этого охватывало Европу. Оно начало разгораться в июне после убийства в Сараево эрцгерцога Франца Фердинанда, наследника Австрийского престола. Австрия предъявила яростный ультиматум Сербии. Россия, традиционно оказывавшая покровительство славянам, посоветовала Сербии пойти на уступки, но ничто не могло удержать Австрию от войны. Император, пребывавший в нерешительности, уступил Генеральному штабу и объявил мобилизацию армии. 1 августа [1914] Германия объявила войну России[41]. На следующий день в полдень, выдавшийся чрезвычайно жарким, Император в присутствии Императрицы ответил из Зимнего дворца официальным объявлением войны. Толпы людей встретили его с огромным патриотическим восторгом[42]. Франция была в состоянии войны с Германией. 4 августа присоединилась Великобритания.
38
«Призванный обратно» — мистический любовный роман, написанный англичанином Фредериком Джоном Фаргусом (1847–1885) под псевдонимом Хьюг Конвэй. Книга стала широко известна сразу после написания в 1883 г.
39
Эта английская сказка, пересказанная Рахини Чотхэри, очень сильно напоминает «Золушку». Она была включена Джозефом Якобсоном в его сборник английских сказок, опубликованной в 1890 г. Хотя в этой истории нет происходит никакого волшебства, в ней случаются странные и необычные вещи. Шекспир использовал подобный сюжет в трагедии «Король Лир». Дочь Лира Корделия сравнивается с девочкой Кэп оф Рушес в этой сказке. — Прим. ред.
40
Пуанкаре, Раймон (1860–1934), президент Франции (Третья республика, 1913–1920). Два раза посещал Россию с официальным визитом в 1912 и 1914 гг., для заключения русско-французского союза.
41
Интересно отметить, что существует телеграмма, которую Император Николай II получил от немецкого Императора в 2 часа ночи 2 августа, ровно через семь часов после того, как объявление войны Германией было вручено графом Пурталесом министру иностранных дел С. Д. Сазонову. Казалось, она игнорировала тот факт, что Германия объявила войну, и была составлена так, как будто переговоры все еще возможны. Текст этой телеграммы приводится в книге Каутского «Die Deutschen Dokumente etc», 1919, под № 600. Телеграмма эта говорит о том, что Император Вильгельм II не хотел войны с Россией. «Германский Император Вильгельм в последней своей телеграмме на имя Императора Николая II предлагал остановить в России мобилизацию, и тогда он не обнажит своего меча против России. По получению этой телеграммы Государь, решительно не желая войны, единолично пошел на уступки, приказав военному министру Сухомлинову немедленно остановить мобилизацию. Какие-то маги оказались и в России, убедившие Сухомлинова, этого рокового человека, не исполнить воли Государя, и не было дано знать германскому послу о воле Государя. Если бы воля Государя была исполнена, то войны Германии с Россией, несомненно, не было бы. Если бы война и была впоследствии, то только между Германией, Францией и Англией, а не с Россией. Из этого, кажется, более чем ясно, что войны Император Николай II не только не желал, но и давал решительный приказ, который предотвратил бы войну, но его приказ был не исполнен. Вся ответственность за войну лежит на том, кто воли Государя не исполнил, и тех, кто заставил этого безвольного человека не исполнить воли Государя (об этом во всей полноте было выяснено при суде над Сухомлиновым в революционном трибунале)» (Игумен Серафим(Кузнецов).
42
Из воспоминаний баронессы С. К. Буксгевден: «На следующий день, 2 августа, Император и Императрица с дочерьми — маленький Цесаревич был болен — отправились в Санкт-Петербург на торжественную литургию в Зимнем дворце. Это был старый обычай, который был соблюден и в начале русско-японской войны. Толпы народа заполнили Зимний дворец, все были полны патриотизма. Дамы бросались к Императору, целуя его руки. Нельзя вспомнить подобного подъема, который напоминал 1812 год. В первые дни японской войны состоялось несколько уличных демонстраций студентов, но теперь поднялась вся страна. Кульминацией стал момент, когда Император, обращаясь к присутствующим офицерам, повторил обещание Александра I, данное в 1812 году: не заключать мира, пока хоть один враг будет оставаться на Русской земле. Сэр Джордж Бьюкенен в своей книге