Нас провели в гостиную.
- Так-так. Превосходно, - без всякого удивления проговорил Гей. - Держу пари, что вы пришли посмотреть мои экспонаты. Рад видеть вас, Калверт. Рад видеть вас, Найтингейл.
Я старался не смотреть на Роя.
- Вы немного ошиблись, - сказал я.
- Да-да. Действительно...
- Моя фамилия Элиот. - Мне было неловко вести этот странный разговор.
- Совершенно верно. Элиот. А позвольте узнать, чем вы занимаетесь?
- Правом.
- Примите мои поздравления! - воскликнул Гей, как бы завершая эту предварительную беседу.
Мы бывали у него и раньше, но первым делом он показал нам дом и сад. Это был типичный дом среднего кембриджского преподавателя, с мебелью чуть старомодней, чем у Гетлифов, а в общем почти такой же. Однако хозяину она представлялась если и не уникальной, то, во всяком случае, замечательной.
- Я всегда повторяю, что этот дом выстроен благодаря моей главной книге. Я получил за нее три тысячи фунтов и все деньги вложил в строительство. Это была замечательная, знаете ли, книга. Я презираю тех умников, которые утверждают, что широкую публику не заинтересуешь серьезной научной работой. Мне не удалось бы построить этот великолепный дом, если бы читатели не расхватали мою книгу. Да-да, они ее буквально расхватали, Калверт. Что вы об этом думаете?
- Восхищаюсь, - сказал Рой.
Гей доброжелательно посмотрел на нас и погладил бороду.
- Молодые люди, я хочу дать вам наставление. Прежде всего добивайтесь, чтобы вас признали ученые. Покажите им, что вы можете работать лучше любого из них, - нот что надо сделать прежде всего. Но когда вы станете истинными знатоками, не пренебрегайте мнением широкой публики. Я, например, всегда готов согласиться, чтобы о моих книгах осведомляли публику в кинематографе. Я вовсе не против нынешних методов распространения научных знаний. А мои саги - превосходнейший материал для кинематографа. В них не сыщешь жеманства или манерности, уверяю вас, молодые люди.
Рой процитировал Гею восторженный отклик о нем какого-то немецкого лингвиста - не знаю уж, придумал он этот отклик и самого лингвиста или действительно получил от него письмо. Гей просиял. Он не упустил возможности рассказать нам, как ему - "великому знатоку саг" - присваивали в Берлинском университете почетную степень.
Мне показалось, что пора переходить к делу.
- Нам очень нужен ваш совет, - сказал я. - Вы призваны руководить колледжем до дня выборов...
- Так-так. Действительно.
- ...а поэтому ваш совет будет нам чрезвычайно полезен. Мы все время думаем о выборах. Скажите, вы довольны нынешним положением?
- Двадцатое декабря! - звонко воскликнул Гей. - Великая дата. От этой даты нас отделяет пять дней, не считая сегодняшнего. Превосходно! У меня решительно все готово. Каждый вечер, отходя ко сну, я перечитываю Устав. Вы можете положиться на меня. Я вас не подведу. А сейчас вам, вероятно, не терпится осмотреть мои экспонаты. Я неплохо знаю, чем интересуется молодежь.
Всякий раз, бывая у Гея, мы осматривали его "экспонаты", и сегодня нам пришлось осмотреть их еще раз. Пришла жена Гея - маленькая, словно птичка, и такая же древняя, как он, но очень деятельная - она намотала ему на шею огромный шарф, а потом он с ее помощью влез в толстенную шубу и, пришаркивая, повел нас в дальний конец сада. Все "экспонаты" Гея были связаны с сагами, и прежде всего он показал нам вылепленный из глины макет острова Исландия - на этом огромном, вытянувшемся в длину почти на сто футов макете Гею удалось обозначить все упоминаемые в сагах поместья.
- У героев моих саг не было городов, - с гордостью объявил он. - Только обширные поместья, да вокруг бескрайнее море. Они знали, как надо поступать с городами. Они предавали их огню и мечу. Огню и мечу - такой у них был обычай.
Он помнил каждое поместье, словно провел в древней Исландии детские годы. Когда мы вернулись в дом и прибежавшая жена выпутала его из шарфа, а потом помогла ему снять шубу, он показал нам сделанные им самим модели древних исландских домов и кораблей, вытащил рисунки, на которых он изобразил героев саг, пользуясь краткими и отрывочными описаниями их внешности. Он интересовался всем этим так горячо и живо, словно приступил к своей работе только вчера. В некоторых его рисунках чувствовался недюжинный талант художника-портретиста; особенно меня поразили изображения Гудруна и бледного, высокомерного, неистового Скарпхединна с боевым топором на плече.
- Да-да, страшное оружие, - сказал Гей. - Замечательный, знаете ли, топор.
Он любовно изучал самые незначительные подробности, упоминаемые в сагах. И отчасти из-за этого его признали "великим знатоком". Он не отличался острой мудростью Винслоу, который, кстати сказать, не сделал за всю свою жизнь ничего замечательного. Не слишком одаренный и пылко тщеславный, Гей радовался своим успехам, как школьник, получивший награду. Он работал истово и самозабвенно. Ему доставляли истинное наслаждение самые ничтожные находки. Он вкладывал в работу все духовные и физические силы, не скованные скепсисом или критическим отношением к себе самому и своим занятиям. Он не мучил себя - просто никогда не задавался - вопросами о смысле бытия, но вместе с тем обладал живым, хотя и узконаправленным творческим воображением - воображением стихийного реалиста. Оно помогало ему как бы въявь представлять себе героев саг, их дома, их грубую утварь, скудную пищу и примитивное, но грозное оружие - он ясно видел этих людей, постоянно борющихся за существование, часто растерянных, сбитых с толку, плохо ориентирующихся в необычных обстоятельствах, но неизменно отважных и прямодушных, как японские камикадзе. Он видел их всех вместе, отдаленных от него временем, но видел и каждого в отдельности, крупным планом, тут-то ему на помощь и приходило его творческое воображение. Он отдал им всего себя, всю свою жизнь - и добился вполне заслуженного признания, хотя среди его соперников, оставшихся в тени, можно было встретить ученых, более одаренных, чем он.
Он увлеченно рассказывал нам о каждом "экспонате", пока служанка не внесла в комнату огромный чайный поднос.
- Так-так. Чай, - с несколько иным, но тоже радостным оживлением проговорил Гей. - Превосходно.
Оказалось, что дома он съедает за полдником не меньше, чем в колледже перед собраниями. Он ел молча, пока не насытился - лишь время от времени коротко просил пододвинуть к нему какую-нибудь тарелочку. Когда он утолил первый голод, я возобновил свои попытки:
- Предписаниями Устава вам отводится особая, исключительная роль в нынешних выборах.
- Так-так. Действительно, - сказал Гей, со смаком прожевывая кусочек фруктового торта.
- Вы самый заслуженный ученый в нашем колледже.
- Самый серьезный ученый северной школы, как говорят мои берлинские коллеги, - вставил Рой.
- Они именно так и говорят, Калверт? - переспросил Гей. - Превосходно.
- Вы старший член нашего Совета, - продолжал я, - а значит, на вас лежит вся полнота ответственности за правильное проведение нынешних выборов. Мы уже успели заметить, что вы относитесь к своим обязанностям отнюдь не формально. Вас заботит не только форма. Вы хотите, чтобы правильные по форме выборы выявили достойнейшего но существу кандидата.
- Именно, - поддержал меня Рой.
- Я не вправе манкировать своим долгом, - сказал Гей.
- Выявление достойнейшего кандидата и есть ваш долг, верно?
- Совершенно верно, - согласился Гей, отрезая себе еще кусочек торта.
- Нам нужен совет. Только вы один и можете нас вразумить. Мы очень встревожены, - сказал Рой:
- Так-так. Действительно.
- Нам надо выбрать достойнейшего, - сказал я. - Кроуфорда или Джего. Мы надеемся, что вы укажете нам, кто из них достойнее.
- Кроуфорд или Джего, - повторил Гей. - Да-да, я, по-моему, знаю их обоих. Джего служит у нас казначеем, не так ли?