Сейчас, во времена военные, путаные, маляры, оформители, мастера по вывескам были мобилизованы на повсеместное исполнение большой буквы «V», знака победы Гитлера над человечеством. Они говорили: «В конце концов это просто буква, а Гитлер пошел к такой-то и такой-то матери!» Дедушка спрашивал: «А все-таки зачем вы ее пишете, если ему это нравится?» Маляры отвечали: «А ты станешь нас каждый день кормить?» Дедушка возмущался: «Почему именно я?» Наступил год сорок третий, все гитлеровские буквы были уже написаны, безработные маляры согревали пальцы дыханием, спрашивая нас: «Хозяева, может, чего покрасить?» Отец отвечал: «Нашли время!» Мама спросила: «Слушайте, мастера, как мне старое платье перекрасить в новое, если у меня только зеленая краска?» Мастера сказали: «Засунь платье в краску и помешивай!» Мама так и сделала; платье стало частично зеленым, сохранив местами старый цвет, желтый. Мама разодрала платье на кусочки, маляры сказали: «Одно дело – стена, другое – тряпки, тут мы не специалисты!» Дядя спросил: «Как нам сделать красные флаги с учетом стремительного приближения русской конницы?» Маляры сказали: «Лучше не перекрашивать, лучше перешить красный халат или что-то в этом роде!» Дядя воскликнул: «Браво!» Таким образом, мы принялись красить без употребления красок, исключительно с помощью ножниц и других предметов, дядя говорил: «Все должно быть красным!» У соседей пришел муж и застал жену с сапожником, она сказала; «Да ты что думаешь, нужен он мне, что ли, тем более без штанов?» Муж ответил: «Отмазаться хочешь, да?» То же самое сказал дедушка отцу, когда тот заявил, что совсем случайно купил килограмм искусственной муки. То же самое сказали бойцы Двадцать первой сербской, влетевшие в наш подвал и спросившие, нет ли здесь врагов Четвертого интернационала, а мы сказали, что нет. Один очень маленький офицер в сапогах прохаживался среди нас, пристально глядя в лица и говоря: «Мне глаза замазать не могли люди поумней вас, например профессора и писателя, которых я всех пострелял за разные там ошибки в книгах!» Мы вздыхали: «Что ж сделаешь, раз вот так вот вышло!» Солдаты роздали нам кусочки картона с дырами, дыры изображали дематериализованные буквы, так как именно их контуры были вырезаны ножницами. Солдаты сказали: «С помощью этих картонок будете писать на стенах слова и прочие символы!» Мы спросили: «Какие слова?» Они сказали: «„Мин не обнаружено", а также другие непонятные вещи, потому не спрашивайте, а красьте!» Моментально появились маляры, специалисты этого дела, маляры воскликнули: «Шаблонов с до войны в руках не держали!» Вацулич засмеялся: «И сейчас не подержите! – и продолжил: – Этим будут заниматься женщины и дети, а вы за сотрудничество с оккупантом пойдете на фронт!» Маляры заявили: «Мы только кистью водили!» Капитан Вацулич сказал: «Вот и я то же говорю!» Мы взяли картонки, я с их помощью принялся выписывать не слыханные никогда ранее русские слова, все только дивились. Дедушка восхищался: «И как только додумались!» Мама сказала: «Русский, он умнее всех!» Дедушка спросил: «Какой русский?» Маленький офицер в сапогах прохаживался и говорил: «Все, что было белым, почернеет, и наоборот! – и продолжил: – Мы перекрасим старый мир!» Дедушка спросил: «А у вас диплом мастера есть?» Маленький офицер сначала удивился: «Ты погляди, а? – потом показал наган, очень большой, висящий ниже колена. – Вот он, диплом мастера, в кобуре!» Дедушка сказал: «Вот теперь все ясно, а то я не знал раньше!»
Было это в сорок четвертом году, в самую осень, все преобразившую. Вдруг все люди – солдаты, офицеры, члены моей семьи – стали заниматься одним делом – окраской, но на этом не остановились. Поначалу мы думали, что дело замены старых цветов будет происходить в сопровождении нагана и других грубостей, но потом все изменилось. Сначала мы полагали, что в новой жизни будет употребляться только один цвет, красний, но стало не так. Капитан Вацулич сказал: «Есть и другие цвета, весь спектр, который находится в солнечном закате, и все они абсолютно человеческие!» Тетки сделали вывод: «Наконец-то наша работа в области акварельного искусства будет признана и оценена!» Все мы употребляли красный цвет как опознавательный знак, но потом все мы набросились на другие составные части солнечного заката в соответствии с указаниями нашего товарища Миодрага Вацулича, большого любителя природы. Из всех оставшихся красок мы больше всего пользовались белой – цветом человеческой чистоты, невидимым цветом женской невинности, наконец, цветом негашеной извести, которой мы посыпали наших погибших товарищей, а также тех, других, скотов, которых мы собственными руками, перепачканными красками свободы, постреляли у стенок.