Товарищи принялись отпускать усы, все усы были одинаковые и чуть криво подбритые, усы были как с картинки. Мама сказала: «Они хоть бы спросили моего брата, который знает все!» Дядя, с абсолютно бритым лицом, скромничал: «Да ни к чему это!» – и товарищи продолжали носить усы без всяких рекомендаций. Дедушка сказал: «Вот только я не пойму, как их бабы различают, таких одинаковых!» Дядя сказал: «Понимать надо: как баба захочет, так сразу и различит!» Это было сказано, в общем-то, точно. У дяди было много претензий к поведению и поступкам мужчин сорок пятого и последующих годов, но он почти никогда ничего не говорил, кроме одной фразы: «С этим надо родиться, остальное бесполезно!» Дядя и в дальнейшем продолжал комментировать неверные действия актеров-любовников в кино и в сценах объятий, произнося: «Не так!» – чем публика, в основном мужская, бывала ошеломлена.
В годы, наступившие после великой войны, революционной, человеческой и всемирной, вновь возрос авторитет этого искусства, людей этой профессии, которые пропустили через себя огромное количество неприятностей и остались при этом верными сынами народа, очень мужественными. Пришел наш родственник Миле Крайнович; родственник сказал: «Давай нажремся и все в доме перебьем!» Отец согласился: «Давай!» Дедушка сказал: «Только через мой труп!» Мама сказала: «Столько лет копить эту нищету и этот хрусталь из Чехии, чтобы в один момент все расколотить!» Родственник сказал: «Ладно!» – и принялся демонстрировать мышцы рук, абсолютно ненормальные. В сорок пятом, году окончательной победы всех над всеми, самым главным делом было остаться в живых, а уж потом демонстрировать мышцы; с этим лучше всех справлялся Миле Крайнович. очень большой и славный мужчина. Наш родственник спросил: «Вы что-нибудь похожее видали?» Мама сказала: «Только в кино, а так нигде!» Дядя произнес: «Не все дело в силе!» Дедушка сказал: «Чего умный стыдится, тем дурак тешится!»
Был год сорок пятый, год участившихся смертных случаев, как частных, так и исторических; любимым делом была демонстрация мускулов, все еще годных к употреблению для разных дел – людских, человеческих, мужских. Наш родственник Миле Крайнович спросил: «Хотите, я вам расскажу события молодости и школьных лет с остроумным комментарием и анекдотами?» Мы сказали: «Хотим!» Дедушка сказал: «Что ты нас дуришь?» Родственник спросил: «Я вам рассказывал о своих друзьях, которые подходят на улице к женщине и просят продать поношенное пальто за полтину?» Мама сказала: «Нет, но могу себе представить!» Родственник сказал: «Есть вещи, которые под силу только нам, мужчинам!» Я сразу сказал: «Например, делать детей!» Все закричали: «Заткнись!» Только дядя сказал: «Молодец, продолжай в том же духе!»
Миле Крайнович сказал: «Вот, к примеру, Наполеон!» Все спросили! «Ну?» Миле продолжил: «Наполеон вписал главу, причем историческую!» Мы сказали: «Вот как!» Все это было в сорок пятом победоносном году, многие люди, мужчины, очень крепкие, сидели по кухням и говорили о подвигах других мужчин, также крепких, но только безумно храбрых. Миле Крайнович употреблял много непонятных выражений типа: «Нет, вот это да!» Все мы были очень довольны. Миле Крайнович непрестанно демонстрировал свою чрезмерную мужскую силу, он делал это посредством постоянного покашливания, произнесения слов басом, а также путем расстегивания пуговиц на рубашке, слишком для него узкой. Миле Крайнович вертелся на табуретке в результате чрезмерных внутренних потребностей, дедушка охал: «Только не сломай!» Миле Крайнович говорил о многих мужских делах, больше всего ему нравилось говорить: «Мне так жарко, аж весь горю!» Дедушке всегда хотелось на это ответить: «Пить и жрать надо меньше!» – но произносил он эти слова обычно несколько позже. Дядя тоже говорил о родственнике несколько позже, примерно так: «Он из тех, что на улице пердят как кони!» Мама говорила: «Мне кажется, он прямо дымится от энергии!» Дедушка полностью раскрепощался и произносил: «Скотина! – и добавлял: – Пушечное мясо!» В сорок пятом году Миле Крайнович, большой любитель собственной сбереженной силы, а также разговоров на эту тему, шастал по кухням родственных семейств, дышал, потел, выпивал большое количество алкоголя и изничтожал задом табуретки. Тетки говорили: «Он так остроумен!» И еще: «Интересно, откуда он все это знает?» Дедушка отвечал: «Стенгазеты в борделе читает!» Моя мама сказала: «Человек в смысле выносливости подобен лошади!» – и была при этом абсолютно права. Тяжелейшие годы войны люди прожили совершенно по-скотски, но при этом сумели остаться сынами страны, одним словом – мужчинами. Мужчины моей страны вновь стали бриться, откашливаться крупно, по-мужски, пересказывать друг другу приключения с особами противоположного пола, порнографические. Мужчин рассказывали о различных случаях расстегивания ширинок, даже в самых невероятных условиях, мой дядя слушал и восклицал: «Брось, да что ты!» Они извещали о блистательных победах над женами служащих по финансовой части, расстрелянных в связи с ношением вражеской униформы, о совращении продавщиц искусственной муки, произведенной путем перемалывания дерева; дядя над всем этим упорно смеялся. Был сорок пятый год. год возобновления многих прежних ремесел. Ремесла были стары, очень много раз проверены, лишь одно все пытались выдать за принципиально новое, ранее не существовавшее, – мужское.