— Откуда ты знаешь?
— Тебе же сказали в школе, что он пробил гвоздем бидон, в котором девочка керосин несла. Разве может быть бо́льшая пакость? Пусть даже его первого задели. Но это расправа гордого паночка. Та девочка и учится, и трудится, а он не чувствует этого. Я сама пойду к тому пожилому человеку и поговорю с ним. И, если нужно будет, я заставлю Сержа попросить у него прощения. Пусть попросит, чтобы этот человек простил его.
— Хорошо, ты сходи к тому человеку, а я поговорю с Сержем.
— Если мой сын доставил тому человеку огорчение, то для меня это тоже, что я сама обидела его. Мне самой противно и горько.
Серж все это слышал. Он ощущал только то, что он попал в беду.
На следующий день отец пришел с работы так же раньше: он хотел как можно больше побыть вместе с Сержем. Он вышел с ним на улицу, и они пошли к железнодорожному переезду. Вдоль рельсов, над высоким откосом, была узкая тропинка, протоптанная пешеходами. По обе стороны железнодорожного полотна стояли небольшие дома с садочками и огородиками. Здесь много было деревьев, они стояли совсем голые, и на замёрзшей уже земле лежали высохшие их листья.
— Скоро будет зима, — сказал отец Сержу. — Земля замерзает. — И отец Сержа подумал про себя, что он сам очень мало за последние годы отдавался огромному удовольствию — замечать, как живет природа. Он так был всегда занят работой, что день за днем проходили для него незаметно. «Так же я не замечал, как растёт Серж», — думал он. У него появилось чувство, что будто он потерял что-то хорошее и нужное, даже что-то такое, без чего нельзя ему жить счастливо, и это потерянное необходимо вернуть назад. Он вел Сержа за руку и ощущал радость от того, что вот начинается вечер, и что тихий ветер веет из далека и обдувает его лицо, и что где-то там, за далекими деревьями, куда идут железнодорожные пути, ветер расчистил от туч небо, и тёмная синева его сгущается в вечерний мрак. «Всё хорошо, — думал он, — хорошо, что в окнах больших и малых домов зажигаются огни, хорошо, что покачиваются ветки старой березы, под которой они теперь шли, хорошо, что из заводской трубы, где-то над крышами домов, плывет поток дыма и что там завыл гудок». Они шли всё дальше и дальше, дошли почти что до окраины этого поселка и пошли назад.
— Когда я был малым, таким как теперь ты, — сказал он Сержу, — я любил такое время, когда приближается зима. Хоть я любое время года любил.
Говоря так со своим Сержем, он ощущал потребность рассказать кому-нибудь о своей жизни, о самом себе, о том, что было и есть в его жизни хорошего, доброго и славного. И ему вдруг стало обидно, что его сын ничего не знает о нём, своем отце, и что он сам мало интересовался своим сыном. Ему даже стало страшно от того, что между им и его малым нет дружбы. А без этой дружбы чего-то большого и нужного не хватает в жизни. Дружба тут должна быть большая, сильная и вечная.
— Знаешь, Серж, — сказал он, — мне нужно много чего тебе рассказать.
— Ну, расскажи, — сказал Серж. Ты ж мне никогда ничего не рассказываешь.
— Нет, это не то, что можно рассказать за один раз. Я тебе много чего буду рассказывать. У меня была очень интересная молодость. И мне стыдно перед самим собой, что я никогда о ней не вспоминаю, даже для себя.
— А чем ты занимался, когда был молодым? Расскажи как ты учился? На отлично?
— Я тогда не учился.
— То ты, должно быть, и комсомольцем не был? Потому что, как это, — чтобы комсомолец не учился.
— Подожди, тогда комсомол только что появился на свет. Это было пару десятков лет тому назад. Я тогда недалеко от нашего города, в одном большом посёлке, служил батраком у кулака. Здесь тогда были поляки, они захватили было эту местность, с ними тогда воевали. А когда Красная Армия их отсюда прогнала, в наш посёлок приехал из города человек. Он был раньше рабочим на заводе, а тогда много рабочих, которые боролись против поляков за советскую власть, посылали во все концы Белоруссии устанавливать после поляков советский строй. Этого человека назначили для того, чтобы собрать хлеб у кулаков для Красной Армии. Он был уполномоченный на это по всей нашей области. Кулаки не хотели отдавать хлеб. Кулаки шли в банды. А в нашей области было много лесов, и самый большой лес километров за десять от поселка. Там банда кулацкая и засела. Бандиты нападали на советских работников и убивали их. Фамилия того человека, о котором я тебе сейчас рассказываю, была — Закревский. И вот бандиты очень хотели его убить. Меня тогда наша комсомольская организация назначила помогать Закревскому в работе. Нам вдвоем приходилось каждый день ездить по кулацким хуторам и искать, где кулаки прячут хлеб. А они закапывали зерно в землю, оно там гнило и пропадало напрасно, но кулаку это было приятней, чем отдать Красной Армии.