Дункан, медленно раскачиваясь из стороны в сторону и завороженно глядя мне прямо в глаза – подобно огромной ядовитой змее, изготовившейся для смертельного укуса, – придвигается ближе к кровати.
Похоже, пришло время говорить – и говорить медленно, аккуратно, словно перед трибуналом, ибо одно неверное слово может стоить мне жизни. Нет, не для того я одолел смерть, чтобы теперь попасть в лапы этой алчной, честолюбивой гиены!
Да только что говорить, если воспоминаний у меня не осталось? Выход только один – повторять за Энлиллем. Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы Дункан от меня отвязался… Итак, начнем, Ламассу, и да поможет нам Бог?
– Может, лучше не стоит? Сами же думали минуту назад: silentium est aurum! Молчание – золото.
– Поздно, я уже начинаю…
Слова льются сами собой. Кажется, говорю не я, а кто-то другой – далекий, незнакомый голос, тихо и убежденно повествующий о том, что произошло не со мной, а с иным, вымышленным персонажем. Что я, в сущности, знаю о себе без рассказа Энлилля? Быть может, я существую лишь мыслью в его голове: я – не более чем темная фантазия пожилого, уставшего доктора. равно как и весь призрачный, дождливо-ледяной Город; как и странная, вечно ухмыляющаяся собака; наконец, как хитрый, словоохотливый следователь. Как узнать, насколько все мы реальны? Что ж, Чжуан Цзы, пожалуй, был бы доволен – я, наконец, постиг его мудрость о бабочке…
– Хозяин, прекратите городить чушь! Ни китайская философия, ни солипсизм вам не помогут. Они суть прибежища идиотов, что нищи духом и бесконечно тупы разумом. Поверьте, мы все реальны, и никаких сомнений здесь быть не может… Лучше следите за тем, что вы говорите – ибо сейчас будет опасно!
Преступник выглядит отрешенно. Я слушаю его, боясь упустить хоть одно слово – оговорку, случайную фразу, реплику, полунамек… Вот что действительно важно! Только так и можно загнать противника в угол – тактика та же, что и в сражении: жди, пока враг допустит ошибку, и бей, бей со всей силы! Именно так и был повержен Картаго – да, славные были деньки! Героические. Самая заря моей жизни
Так, стоп, не отвлекаться! Посторонние мысли сейчас ни к чему. Тем более… Бог ты мой! Что такое я слышу? Дорогой друг, ты прокололся! Corpus delicti[7]перестает быть пустым звуком… Давай, завершай свой нелепый рассказ – и позволь ввести в бой мои легионы. Только что ты ошибся – и ошибся серьезно!
Начальник следствия настороженно кивает и улыбается – кажется, что-то в моей истории произвело на него впечатление. Это недобрый знак – судя по всему, пора готовиться к худшему.
– Интересный момент, дорогой друг! – тихо, почти шепотом, прерывает меня Дункан. – В своем рассказе вы упомянули, что машина сбила вас где-то неподалеку от перекрестка набережной Тиамат и улицы Скорпиона. А между тем это решительно невозможно! После прошлогодних столкновений на площади Гражданского Согласия вся набережная Тиамат была перекрыта вплоть до полного восстановления порядка в Ландграфстве. То есть, как я полагаю, навсегда. – Дункан едва заметно усмехается. – А значит, ни одна машина, ни один дилижанс или республиканский эскорт не в состоянии передвигаться по прилегающим улицам. И отнюдь не потому, что это запрещено законом. – ибо кто же запретит проезд правительственной кавалькады? Нет, все проще – набережная Тиамат насквозь изрыта глубокими, полуметровыми скважинами от снарядов, коими Государственная гвардия – или в просторечии, Госгвардия – разгоняла собственных граждан. Смею уверить, сквозь эти рвы и траншеи не проедет не то что машина, но даже примитивная крестьянская арба с картофелем и навозом! Понимаете, подозреваемый, к чему я веду?
Уже не «друг», а «подозреваемый»… Совсем плохо!
Энлилль! Черт бы тебя побрал! Как же ты мог так подставить меня своим выдуманным, идиотским рассказом?
В звенящей тишине Дункан развивает свое наступление:
– А знаете что́ меня удивляет больше всего? Абсолютная нелогичность вашего обмана. Вернее, кхм, ошибки… Мне кажется, вы недооцениваете Великое следствие. Неужели думаете, что мы не сняли показаний с водителя, который сбил вас в ту ночь, а впоследствии доставил в Больницу? О, принижать наши заслуги – очень недальновидно! Поймите: Великое следствие – это круг ответственности; единственный работающий орган всего государства. Это как импотенция, только наоборот: все институты Ландграфства уже отказали, а возможно, даже и умерли; лишь наш орган стоит – и не думает гнуться. Впрочем, не будем развивать эту тему: аналогия – не из приятных.