Жизнь часто одинока даже для тех, кто изо дня в день окружен людьми. Суть дружбы составляет понимание. Сила убеждения — в понимании тех, кого мы хотим убедить. И, как мы видели, понимания окружающих легче всего добиться, внимательно слушая «третьим ухом». Именно в этом заключается магия. Именно в этом сила умения слушать.
5. Сила страха — своего и окружающих
Подготовка ума к войне. Сбор на битву похож на подготовку страны к войне. Для победы требуется многое, но основное — состояние души, с которым мы идем в сражения. Мы слышим, как лидеры страны утверждают, что наше дело правое. Противник — это мерзкое животное, и безопасность нации (и всего мира) зависит от нашей победы. Обе стороны делают зеркально похожие заявления. «Мы не боимся, — произносит Рузвельт с царственных высот. — Нам нечего бояться, кроме собственного страха. Бог на нашей стороне — Бог, справедливость, основания, честь, права человека — все на нашей стороне. Противник не может привести ни одного честного довода. Мы победим, потому что правы, а сила всегда на стороне правых».
Но нам страшно. Участвовать в войне — в любой: в мире, дома, на работе или в зале суда — опасно, потому что цель всех войн заключается в изменении существующего положения вещей, а сильный будет противиться этому до конца. В гражданских судах опасно требовать выплат корпорацией компенсации за преступную небрежность, потому что бросаешь вызов миллиардодолларовому могуществу с тысячами служащих, армией юристов и корпусом экспертов. Мы можем потерпеть поражение, а затраты в такой войне, выраженные временем, деньгами и человеческими ресурсами, крайне высоки. Более того, если мы проиграем эту битву, наше самое ценное достояние — репутация — может быть безвозвратно потеряно, а жизнь клиента окажется сломанной под грузом разочарований и опустошительной нужды.
Если мы работаем в корпорации, всегда опасно противоречить руководству. Оно не любит людей — оно любит деньги, и у него нет живого сердца — оно омертвело и позеленело в тон долларам. Люди, входящие в руководство, тоже боятся. Они боятся потерять власть в подковерной борьбе. Справедливость — пустой звук, как и понятие «законность». Рабочие — просто винтики, которые легко заменить другими винтиками. Те, кто обладает властью, ощущают ее всеми фибрами души. Именно власть управляет бизнесом и побеждает конкурентов как внутри организации, так и вне ее. Власть толкает вверх по служебной лестнице (откуда человек в конце концов падает). Короче говоря, власть прекрасна, роскошна и чудесна (и чрезвычайно возбуждающа), поэтому те, кто ею обладает, не хотят ни терять ее, ни делиться, ни рисковать ею.
Однако власть — хрупкая вещь. Ее можно победить опасными идеями, например, утверждениями, что следует больше заботиться о людях, чем о деньгах, что власть должна руководствоваться интересами общества, а не одними прибылями, что благосостояние людей важнее, чем цифры в отчетах о прибылях и убытках. Такие идеи могут стоить прибыли, а поскольку в нашем обществе абсолютная власть принадлежит деньгам и справедливость часто исчисляется в долларах, паническая хватка власти может ослабнуть только в исключительных обстоятельствах: скорее всего если небольшое количество денег в конце концов принесет организации большую прибыль.
Выпрашивание у властной структуры денег, просьбы об изменениях в политике, требующих финансовых затрат, об официальном признании, которое может привести к денежным расходам, или (да!) о справедливости, выражаемой в деньгах, — все это рискованные предприятия, потому что тех, кто поддерживает такие изменения, рассматривают как угрозу власти, то есть как ее врагов. Они рискуют работой, признанием со стороны властной структуры и своей репутацией достойных членов этой организации (не говоря уже об обещанных приглашениях в местный кантри-клуб). В конце концов, мы так или иначе боимся конфронтации с властью.
А если попросить о помощи политиков? Это тоже слишком опасно. Они постоянно оглядываются и ссылаются на своих избирателей, при этом запуская руки в карманы своей политической клиентуры — корпоративных спонсоров. У политиков есть власть, но она куплена ценой фальшивых обещаний, за которые заплачено корпоративными деньгами. Политик немедленно вступает в конфликт, поскольку интересы людей, которых он представляет, прямо противоположны интересам корпораций, которые субсидируют этого политика.
«Напишите своему конгрессмену» — это постоянный плач беспомощных. Политик не изменит своего голоса, независимо от того, сколько писем от избирателей он получит, потому что это грозит потерей силы, лежащей в основе его власти, — денег. Те, кто пишет письма, загружают почтовую службу и дают работу помощникам конгрессмена, рассылающим в ответ тысячи стандартных писем. Конфликты власти свойственны системе. Мы готовы воевать за нефть и доходы корпораций, но не за свободу. Мы уничтожаем принадлежащие народу первозданные леса, чтобы корпорации могли продавать ценную древесину Японии. Мы оскверняем нашу дикую природу, драгоценное достояние народа, чтобы бизнес набил свои карманы. Загрязняем наши реки, озера и океаны — тоже достояние людей — ради обогащения корпораций. Отравляем воздух, чтобы гарантировать право корпораций делать деньги. Унижаем рабочих, чтобы сэкономить корпоративные доллары. Умираем в больницах из-за пренебрежения врачей и менеджеров, чьей первейшей заботой являются дивиденды акционеров. Конфликт между людьми, избравшими политика, и корпорациями, оплатившими его выборы, развивается таким образом, что всегда выигрывают деньги.
Опасно восставать против незаконной, безнравственной войны и призывать к ответу собственную страну за ее преступления. Опасность в том, что наше поведение будут считать антипатриотичным. Тех, кто имеет смелость высказываться, защищать окружающую среду, маршировать и протестовать, держат за чудаков и глупцов, а некоторых объявляют опасными для общества и отправляют в тюрьму. Когда мы боремся за спасение наших рек и озер, нашего воздуха, нам часто противостоят рабочие, которые потеряют работу, если загрязнение окружающей среды будет остановлено. Если мы подаем в суд на корпорации, они иногда предъявляют встречный иск и ставят под сомнение наши личные качества и достоинства. Если мы разоблачаем доктора, по вине которого был нанесен вред нашему здоровью, то сопротивляются законодатели, которые контролируются страховыми компаниями, ограничивающими наше право на справедливость. Но никто не ограничивает прибыль преступно небрежных медицинских работников и алчность страховых компаний. Любое стремление к справедливости, изменению статус-кво, малейшей попытке пробить броню власти является опасным. Мы боимся начать войну, которую можем проиграть. Напрасные усилия могут привести к язве желудка, сердечному приступу и стуку кредиторов в наши двери, и мы представляем себя стоящими за пособием по безработице, сомневаясь в собственных силах.
Когда я вхожу в зал суда, то ощущаю спазмы мочевого пузыря, требующего опорожнения. Это реакция древних генов, которые готовят меня к сражению. Я исхожу потом в кондиционированных залах. Что, если я проиграю дело? Что, если увижу, как моего невинного клиента тащат в проклятую Богом дыру, называемую исправительным учреждением? Что, если после слушания гражданского дела моя клиентка проведет остаток жизни без медицинской помощи, прикованная к инвалидному креслу, став жертвой не только преступно халатной компании, но и моей неспособности защитить ее?
Что, если просителя, который хочет получить от компании повышения зарплаты, лучших условий труда, укороченного рабочего дня, или менеджера по продажам, который должен сбыть товар, а иначе его выкинут с корпоративного корабля, как балласт, настигнет неудача? Что, если человек, противостоящий власти, потеряет работу или начнет считаться ненормальным, стоящим лишь на ступеньку выше городского дурачка? Что, если он навлечет позор на свою семью или его будут унижать на глазах коллег? Что, если случится самое страшное и его отторжение от общества подтвердит то, что он всегда подозревал, — он не стоит ничего и не нужен никому: ни себе, ни боссу, ни даже своей семье? Для человека, который начинает свои маленькие войны, имеющие для него первостепенное значение, ставки чрезвычайно высоки.